Илья Деревянко - Западня

– У-у-у-у!!! – бешеной гиеной взвыл он. – Рыжая бестия! Явилась, не запылилась! Смерть обманщику!!!

– Смерть!!! Смерть!!! Смерть!!! – оставив прежние занятия, начала скандировать толпа. Затем озверелое скопище человекообразных, не сговариваясь, набросилось на Чубсова и принялось рвать главбуха на части. «Лучше бы я сам повесился!» – умирая в страшных мучениях, мысленно визжал он.

Растерзав Бориса Анатольевича, чиновники не успокоились, а кинулись друг на друга. В головах у них не было ни единой мысли. Одна лишь сплошная ненависть.

Бойня приобрела всеобщий характер. Стряхнув со спины Ненемецкого, Юмкин железной хваткой сдавил горло Таисии; Козырьков перекусил сонную артерию Плешвицу; восточный человек, вооружившись отломанной от стола вахтера увесистой ножкой, раскроил череп Ненемецкому; Суйсуев, высоко подпрыгнув, содрал оконный карниз и нанизал на него Новосвинскую, как на вертел. В следующее мгновение успевший задушить Таю Юмкин с невообразимой для столь хлипкого субъекта силой подхватил перевернутый вахтерский стол и обрушил на затылок Суйсуева, а господин Козырьков, злобно рыча, вцепился зубами в тощую шею журналиста и с профессионализмом племенного питбультерьера загрыз. Козырькова прикончил импровизированной дубинкой восточный человек и тут же с криками «Вах! Вах!» попытался запихнуть обратно вывалившиеся из живота кишки. Врач-нарколог, разбив о стену пустую водочную бутылку, «розочкой» вспорол ему брюхо. Прочие сотрудники вкупе с посетителями убивали направо-налево с не меньшим успехом. Пьяного нарколога-экстрасенса в процессе драки повалили на пол и до смерти затоптали ногами. Спустя час субъективного времени в вестибюле высилась груда изуродованных трупов, перемешанная с обломками использовавшейся в качестве оружия мебели. В живых не осталось никого. Последним умер выпотрошенный наркологом восточный человек...

Чернобрюхов, пригорюнившись, сидел у себя в кабинете. Он слышал доносившийся из вестибюля дикий гвалт и догадывался, что именно там происходит. Когда шум затих, лидер «Хаты» понял – все! Коллеги самоуничтожились!!! Остался, пожалуй, он один!

Валентин Семенович с надеждой глянул на часы, однако стрелки не шевелились. Чернобрюхов протяжно застонал. Ничего не помогает! Даже массовое жертвоприношение!!! Сатане по-прежнему «недостаточно»! Проверять двери второй зам не пошел. Будучи человеком здравомыслящим, он прекрасно знал: раз время стоит, значит, и проход закрыт. Освобождение из западни откладывается на неопределенный срок. Быть может, навсегда! Валентин Семенович тяжело вздохнул.

– Придется смириться с превратностями судьбы, – пробормотал лидер движения «Моя хата с краю». – Плетью обуха не перешибешь! По крайней мере, пищи хватит надолго. Главное, чтоб трупы не испортились – засолить бы их, или прокоптить, или заспиртовать. От покойного Ельцова осталось море водки. Литров двести, не меньше! Да, заспиртовать – блестящая идея! Надо поискать в Учреждении подходящие по размеру емкости...

Неожиданно в кабинете раздалось грозное рычание. Висевшие на стене одна большая и три маленькие медвежьи шкуры ожили и, мистическим образом обретя плоть, плотным кольцом обступили второго зама. Чернобрюхов задрожал как осиновый лист.

– Детоубийца! – полным омерзения человеческим голосом сказала медведица. – Подонок! Думал, с рук сойдет?!

– Простите! Помилуйте! Я больше не буду!!! – трусливо зачастил Валентин Семенович.

– Свою смерть я тебе, возможно бы, и простила, – неторопливо ответила медведица. – Свою смерть, – подчеркнула она, – но не убийство детей. Сдохни, ублюдок!!!

Могучая когтистая лапа с размаху опустилась на плешивую голову Чернобрюхова, сразу же сняв с нее скальп. Второй взмах, и ободранный кровоточащий череп лидера «Хаты» раскололся, словно гнилой орех. В этот момент время наконец сдвинулось с мертвой точки. Украшавшие вестибюль старинные часы-куранты начали бить полночь. С первым ударом медведица с медвежатами, снова превратившись в изрешеченные пулями шкуры, повисли на стене. Со вторым ударом мертвецы, поднявшись на ноги, разошлись по рабочим местам, с третьим ударом восстановилась поломанная мебель. С четвертым повсеместно пропали пятна крови. С пятым – на трупах затянулись раны, исчезли следы насилия. С шестым – покойники стремительно разложились. С седьмым, восьмым и девятым ударами испарились остатки гниющей плоти, улетучился запах тления. К десятому удару находящиеся в кабинетах Учреждения скелеты приняли различные позы. С одиннадцатым ударом все они покрылись толстым слоем воска. И когда часы пробили последний, двенадцатый, раз, ничто больше не напоминало о разыгравшихся здесь трагических событиях...

...Иван Иванович зашел внутрь Учреждения и обомлел. Недавно заполненный гомонящей толпой вестибюль был пуст. В здании царила могильная тишина. Пахло пылью. «Куда ж начальство запропастилось?! – растерянно подумал вахтер. – Неужто сумели выбраться, пока я колесил по площади?! Да нет! Из дома точно никто не выходил! Иначе бы я заметил! Или в кабинеты вернулись? Надо проверить! Для порядка!»

Перво-наперво он поднялся наверх, к директору. Увиденное повергло Иванова в смятение: слепленный из воска, необычайно похожий на настоящего, Ельцов важно восседал за столом. В одной руке Бронислав Никифорович крепко сжимал бутылку водки, в другой – телефонную трубку. Восковая Таисия, склонившись к уху папы, подсовывала ему под нос шпаргалку. Восковой Нелесовский, застывший в вечном подмигивании, показывал дочке из-под полы пачку долларов. В коридоре дожидался аудиенции восковой восточный человек. Чуть поодаль, у окна, восковой Чубсов любовно обнимал за плечи воскового Гайдова. На лестнице, с пузатым портфелем под мышкой, замер восковой Чернобрюхов... Ополоумевший от страха Иванов, сам толком не зная зачем, по очереди осмотрел все кабинеты. Восковые сотрудники либо чинно сидели на рабочих местах, углубившись в чистые, без единой строчки бумаги, либо тянули руки к взяткам, украдкой предлагаемым восковыми посетителями. Ни звука, ни шороха. Лишь бледные зловещие фигуры да запах пыли.

– А-а-а!!! – в ужасе закричал вахтер. – Люди добрые!!! Помогите!!!

– Вань, ты чего орешь-то? – вдруг услышал он бодрый голос сменщика Николая. – Чего шумишь? – спросил Николай, вплотную подойдя к Иванову. – Я тебя ищу, ищу... Зачем попусту по залам бегаешь? Или воры забрались?!

– Не-е-ет!!! – выдавил Иван Иванович.

– Ну и слава богу! – облегченно улыбнулся Николай. – Да не дрожи ты так! – заметив состояние сменщика, ободряюще сказал он. – Я тебя понимаю. Если честно, мне в этом проклятом музее тоже иногда всякая чертовщина мерещится. Поганое местечко!!!