Андрей Дышев - Добро пожаловать в ад

Но не только потому я пришел сюда. Еще я хочу получить ответы на те вопросы, которые до сих пор остались для меня загадкой. Последние события – это драматическая история с неясным концом. Это недочитанная до конца книга, недосмотренный фильм. Как же можно удержаться от того, чтобы не потешить свое любопытство?

Но главное, опять же, не в этом. Разве так важно знать, зачем Сайдулла сбил «Ту-154», он ли сжег автомастерскую и на его ли совести лежит гибель капитана яхты? Я вполне мог бы прожить, не зная ответов на эти вопросы. Мне не давали покоя лишь мысли об Ирэн. Я все еще не знал, какую роль она играла во всей этой истории. Мне нужен был ответ на самый главный вопрос: можно ли так долго, так убедительно, так красиво, так точно и так легко притворяться, изображая любовь? От этого ответа зависело, в ипостаси кого я доживу отпущенный мне срок: или злобного циника, презирающего женщин, или убежденного романтика, готовым ради любви на все.

Неужели ради этого не стоило рискнуть?

Я опустил автомат стволом вниз и вошел в командный пункт так, как если бы это была палата в больнице, где мне предстояло провести много дней, избавляясь от тяжкого недуга.

Сумрачная комната без окон. У противоположной стены мерцали голубым снегом мониторы, светились цифры на дисплеях, подмигивали красными и зелеными глазками индикаторы. Воздух, пропитанный запахом электроники, казалось, вот-вот выдаст оглушительный электрический разряд. Гул от напряженной работы десятков компьютеров забил уши ватными шариками… Мои глаза, привыкая к сумраку, различили человека, сидящего за пультом спиной ко мне. Больше здесь не было никого.

– Сайдулла! – позвал я.

Человек медленно повернулся ко мне на крутящемся стуле.

Какой же это Сайдулла? Какой, к чертям собачьим, «начальник части»? Это же просто Федька Новоруков.

Я ждал. У меня была надежда, что Федька сейчас сделает страшное лицо, постучит себя по голове и торопливым шепотом скажет: «Они приняли меня за Сайдуллу, я внедрился в самое сердце этой банды, а ты, пес паршивый, выдаешь меня! Я же приказал тебе сидеть в казарме!» Но он молчал, и лицо его было совсем не страшным, но от этого почему-то страшно становилось мне, и каждая секунда молчания будто погружала меня в ледяную полынью, все глубже и глубже.

– Сядь, – сказал он.

Я опустился на диван, стоящий рядом, положил «калаш» на колени. Ах, как я спокоен! Какая выдержка! Загляденье! Будто стараюсь убедить Федьку в том, что ко всем его метаморфозам я готов и все его штучки-дрючки мне хорошо известны, и меня просто невозможно ничем удивить… Зачем? Жалкая попытка сохранить достоинство в то время, когда надо размахивать руками, рвать на себе волосы и кричать: «Я ничего не понимаю!! Не понимаю!! Не могу понять!!» Так было бы честнее.

Он сидел напротив меня, сложив на груди руки. Вышли все сроки, когда еще можно было вытащить меня из гибельной полыньи и попытаться оживить, реанимировать, завалить малопонятными обрывками фраз, солгать, закатить истерику в стиле «Да мы же с тобой войну прошли!», но оставить мне надежду. Но Федька не торопился. Он не собирался лгать, хотя не мог не видеть, что я как никогда готов к его лжи и хочу ее.

– Я так и понял, что ко мне идет Кирилл Вацура, – сказал он. – Несколько разбитых носов, свернутых челюстей, но ни одного трупа. Твой стиль. Ты не любишь убивать… Со времен Афгана ничего не изменилось. Вечная игра и позерство. Дурак ты, Кирилл, дурак. Думаешь, эти люди, которым ты сохранил жизнь, оценят твое благородство? – Он отрицательно покачал головой. – Отнюдь. Теперь они считают своим долгом отрезать тебе голову. И в лепешку расшибутся, чтобы это сделать. Мужчина, которого ударили, но не убили, считает себя униженным. А эти люди, – он кивнул на дверь, – унижений не выносят.

К чему этот разговор? Я молча ждал того кошмарного момента, когда Федька начнет рассказывать о том, как дурачил меня. Дай мне бог достойно пережить это! Федька словно читал мои мысли.

– Ты, наверное, думаешь: зачем я это тебе говорю? – произнес он. – Я хочу, чтобы ты знал: игра в благородство – это путь к пропасти, к смерти. А жизнь подразумевает только силу и коварство. Тебе бы следовало выстрелить мне в затылок сразу, как ты сюда зашел. И я ждал этого выстрела, не оборачивался, чтобы тебе было легче…

– Еще не поздно, – сказал я.

– Ты так считаешь? – спросил Федька и с любопытством посмотрел на меня. – Может быть. Может быть… Я тоже думал, что убить тебя никогда не поздно. Мне это было совсем не трудно сделать той ночью, когда ты стоял на обрыве. Поверь мне, с трех шагов я бы не промахнулся. Но в последний момент что-то удержало меня, и я перевел мушку на твое плечо… Это было не благородство, а скорее жалость. Да, банальная жалость. И вот видишь, чем она обернулась? Я сижу перед тобой без оружия, а ты – большой, сильный, с «калашниковым» в руках. И, наверное, чувствуешь себя хозяином положения. Или я ошибаюсь?

– Чем я тебе стал не мил, Федя? – спросил я. – Почему ты стрелял в меня?

Новоруков вздохнул, поднялся со стула и принялся ходить вдоль пульта.

– Думаешь, вот так просто ответить на твой вопрос? Раз – и одной фразой объяснил все?

– Может, я попробую помочь тебе?

– Попробуй.

– Я случайно узнал о существовании некоего Максима Блинова. Скорее всего, этот человек сейчас где-то рядом и занимается тем же… помогает тебе…

– Ну! Ну! – выкрикнул Новоруков, подзадоривая меня в моих потугах найти точное слово.

– В общем, вы с ним заодно, – выкрутился я.

– Мимо! – обрадовался Новоруков и запальчиво добавил: – Мимо, старина! Фиговый из тебя детектив получается! Не понял ты самого главного! Нет никакого Максима Блинова! Этот парень когда-то служил в тридцать шестом мотострелковом полку четырнадцатой дивизии и пропал без вести три года назад. Скорее всего, он уже давно на небесах. А я просто выкупил эту мертвую душу из того полка. Да еще три десятка таких же душ в придачу!

– Как это – выкупил? – обомлел я.

– За деньги, конечно! За деньги! – с восторгом выпалил Новоруков. – Как это делал Чичиков! Надеюсь, ты Гоголя читал? Приезжаешь в полк, идешь к кадровикам и говоришь им: так, мол, и так, мне нужны пропавшие без вести солдаты. И штабные крысы всего за несколько тысяч баксов возвращают этих солдат в списки личного состава, а затем издают приказ о переводе их на контрактную службу в мою часть. Я получаю на руки личные дела и новенькие военные билеты. Здорово, правда?

Мне стало дурно. Я не мог поверить тому, что слышал. Бред какой-то! Это розыгрыш! Этого быть не может!

– А как же родители этих солдат? – пробормотал я. – Они же, наверное, будут искать своих сыновей…