Андрей Дышев - Приколист

Она указала на проходивших через залу тетку с лапостой дочерью с внушительной эмалью.

– Это нашего олигарха невеста, – продолжала грузить Перонская. – А вот и ботва бухариков. Это брат Безуховой – фуфел Курагин, – базарила она, широко открывая нанало и указывая на красавца с высоты поднятой бестолковкой. – А этот, толстый, в очках, фармазон бескрышный, – окончательно оструела Перонская, указывая на Безухова. – Все по абитухе аскает. А с женой его рядом поставьте – бимбо покоцанный!

Пьер шел, прикольно переваливаясь своим толстым телом, раздвигая пиплов с полным угаром. Наташа перлась, глядя на знакомый фейс Пьера, на то, как он оттопыривается, и думала, что он чистый пацик. Ибо она знала, что Пьер отыскивал ее, потому как обещал вставить с ней по кубику. Но, не дойдя до нее, Безухов остановился подле невысокого лапсука с гитарой и стал кондорить его что-нибудь забацать…»

После столь серьезной правки Клим справедливо стал считать этот роман своим детищем и твердой рукой влепил на первой странице название: «Волна и пир».

Артаусов принял этот шедевр на «ура», только поставил другой заголовок, «Вой на пир», и немедленно отправил роман в производство. Результат превзошел все ожидания. Случилось то, о чем говорил директору издательства Роман: к литературе потянулась молодежь. Особой популярностью роман «Вой на пир» стал пользоваться у наркоманов, и многочисленные журналисты, милиция и врачи первыми в мире зафиксировали наркоманов, читающих литературу во время кайфа. Права на этот роман немедленно купили зарубежные издательства и перевели его на свои языки, используя местные диалекты и сленг. Позже пошли слухи, что многие московские школы вместо «Войны и мира» Толстого стали преподавать ученикам «Вой на пир» Клима Нелипова, и была отмечена небывало высокая тяга юношей и девушек к адаптированной классике, а также глубокое понимание устремлений и помыслов персонажей.

О том, что этот слух имел серьезные основания, говорил тот факт, что к Климу стали обращаться директора школ, частных лицеев и колледжей с просьбой адаптировать под современность и другие произведения русских классиков, в частности Гоголя, Достоевского и Чехова. Клим набивал себе цену, требуя запредельные гонорары и, главное, личного обращения к нему представителя Министерства культуры. Директора обещали и гонорары, и обращение из министерства, но потом вдруг заказы из школ как-то сразу прекратились, и очень скоро Клим понял, что стало этому причиной.

Как-то прогуливаясь в сопровождении старшего менеджера по залам книжного супермаркета, Клим заметил стенд под вывеской «Новая классика». Подойдя к полкам, он с ужасом увидел книги некоего Антона Чекова «Стаканка», «Дом с вазелином» и «Дядя Саня».

– Негодяй! – заходясь в ярости, прошептал Клим, хватая с полки книгу. – Он украл у меня идею! Это моя идея! Моя!

Климу стало так обидно, что он принялся лупить менеджера книжкой по голове. Тот вяло сопротивлялся и несвязно бормотал:

– Совсем новые поступления… мы еще не успели разобраться… продаются очень хорошо… школьники пачками закупают…

– Я так этого не оставлю! – грозился Клим. – Я этому Чекову чеку от гранаты в задницу вставлю! Он будет знать, как самого Клима Нелипова вокруг пальца обводить!

Он уже хотел немедленно поехать к Левону Армаисовичу, как взгляд его споткнулся о соседнюю полку, где в одном ряду стояли книги Николая Хохоля «Маразм Вульва» и «Мертвые туши», а также Т. Львова «Жанна Варенина».

Клим завыл и схватился за голову. Его гениальная идея была похищена и использована с размахом эпидемии. Клим почувствовал, как его покидают силы, и, если бы менеджер вовремя не подставил стул, обязательно грохнулся бы на пол.

– А что мы можем сделать? – ответил на его звонок Левон Армаисович.

– Но ведь я первый придумал адаптировать классиков! – захлебывался от гнева Клим. – Это моя идея!

– А ты докажи, что твоя, – подозрительно равнодушно ответил директор и зевнул.

– Это плагиат! – все больше распалялся Клим, не находя поддержки и сочувствия у директора.

– Какой же это плагиат? – возразил директор. – Николай Хохоль – это вовсе не Николай Гоголь, как тебе показалось. А «Мертвые туши» – вовсе не «Мертвые души». Ты внимательно читай на обложках имя автора и название.

Знал бы Клим, что человек, написавший все эти гнусные подделки, сейчас сидит в кабинете у Левона Армаисовича, пьет чай и обсуждает с директором грандиозный проект по созданию четырехтомника «Дикий том», который выйдет за подписью Михаила Жолокова.

Как начался этот день для Клима, так и продолжился. Из супермаркета он поехал на пресс-конференцию в филологический университет, где ему сначала присвоили звание почетного профессора и водрузили на голову четырехуголку с кисточкой, а потом отвели на встречу с журналистами. Сначала все шло гладко и Клим, как всегда, раздавал во все стороны советы на все случаи жизни, а потом плавно перешел на рассказ о своих незаурядных способностях, спущенных на него в виде божьего дара. Тут в первом ряду поднял руку розовощекий юноша с подлыми ядовитыми глазками и, с трудом подавляя поганую улыбочку, спросил, как Клим создает свои бессмертные шедевры.

Клим, не ожидая подвоха, уже в который раз подробно обрисовал сложную динамику творческого процесса, в ярких красках живописуя, как он пишет гусиным пером на туалетной бумаге.

– У вас выходит как минимум четыре книги в месяц, – продолжал ехидничать мерзкий журналюга. – И я подсчитал, что каждый день из-под вашего гусиного пера должно выходить почти восемьдесят тысяч букв, или около семнадцати тысяч слов, для чего потребуется почти два рулона туалетной бумаги по пятьдесят метров каждый. Интересно бы узнать, как вы умудряетесь так быстро двигать пером и при этом еще ходить на многочисленные презентации и встречи?

Клим, насупив брови, ответил, что считает этот вопрос не только некорректным, но даже оскорбительным, плеснул в подлого журналиста водой из стакана и вышел из зала, попутно уронив стул на пол.

Вечером ему окончательно изгадил настроение один из рабов, самый бедный и потому, наверное, самый завистливый. Он пришел к Климу, чтобы уточнить направление развития главной сюжетной линии, в частности, определиться, будет ли Волшебник превращаться в мясорубку, чтобы пропустить через себя главного Злодея, и какова дальнейшая судьба у получившегося в результате этого фарша: материализуется ли он опять в Злодея или же его изжарят и поглотят в виде котлет друзья Волшебника.

Климу не хотелось думать о судьбе фарша, мысли его были отягощены неприятными событиями минувшего дня. Он пообещал рабу покумекать над этим завтра утром, но выпроводить нищего старика оказалось не так-то просто. Раб, сверкая одним стеклом в сломанной оправе, начал вести какие-то заумные разговоры о кризисе отечественной литературы, о том, что приличная, настоящая проза сейчас никому не нужна и читатель стремительно деградирует, поглощая в огромных количествах бесстыдный, бессмысленный и убогий словесный понос. Клим понял, что раб намекает на его произведения, и попытался немедленно поставить дерзкого старика на место.