Олег Гончаров - Юлька [СИ]

‒ Я тебя слушаю и просто фигею, джигит. Только что прозвучала лебединая песня подсудимого. Но извини, я не прокурор. Я, выражаясь зэковским языком, теперь твой подельник. Мы не имели права продавать физически здоровых детей. Но мы это делали. И в прошлом месяце Максим Ивашкин уехал в новую семью в Норвегию. Бумаги твоё ведомство как всегда подмахнуло. Поэтому я и боюсь. И ты должен остановить этого опера. Или я тупо свалю.

‒ Что значит: свалю? Тебя ещё не трахнули, а ты уже и родила. Для сваляльщиков существует интерпол, моя дорогая. Найдут и за уши приволокут. Свалит она. Думать нужно, а не крыльями хлопать.

‒ Ты у нас последнее звено. Вот и думай. Но мента приструни. Я сидеть не буду. Я там не выживу.

‒ Успокойся, ‒ Шамиль Маркович посмотрел на часы. ‒ Ладно. Я в душ и на работу. Завтра увидимся. У меня снова окно будет. Поговорим уже более конкретно. Я постараюсь всё разузнать и тебе доложу. Не против?

А потом наступило завтра, обещанное Шамилем Марковичем. Семнадцатилетний скотч, который он принёс с собой, был хорошо заряжен сильным снотворным и сработал как нужно. Доведя засыпающую на ходу Садовскую до постели, Суруглаев, не раздумывая, приспустил ей трусы, вогнал в район ануса кубик дряни, вызывающей остановку сердца и приложил к месту укола ватку. Через минуту, он осторожно вернул трусы спящей любовницы на место, тщательно прибрал всё за собой и спокойно покинул квартиру. Дело было сделано…

‒ Привет всем! ‒ Анатолий, обещавший забежать на минутку, явился на пороге квартиры Юры точно в назначенное им же время, быстро раздевшись в прихожей, протопал в толстых носках в гостиную и плюхнулся на диван рядом с Юлькой. ‒ Как дела, милота? Уже сидим? Это хорошо.

‒ Ещё не хорошо, ‒ Лёша, пришедший чуть пораньше, уже успел осмотреть Юльку и сделать для себя необходимые выводы. ‒ Месяц, как минимум, без резких телодвижений. А там посмотрим. Всё не так печально, как я думал в первые дни, но проблемы останутся. Захочешь замуж, придётся делать пластику. По-другому не получится.

‒ Ой, остынь, ‒ Юлька зябко повела плечами. ‒ Какое замужество? ‒ она посмотрела на Юру и улыбнулась. ‒ Братан не разрешит. По глазам вижу. И кто меня беззубую замуж возьмёт?

‒ В пятнадцать лет вредно быть такой умной. А зубы поставим. Лучше родных будут, ‒ Юра отложил в сторону радиотелефон и кивнул Анатолию. ‒ Ты нам сенсацию обещал.

‒ Думаю, что это бомба, а не сенсация. Твоя директриса, ‒ Толик несильно сжал Юлькину ладонь, ‒ изволила вчера срочно умереть. Я в морге сегодня был. Пока всё указывает на то, что даму сердце подвело. Я, конечно, попросил Лёшу поспособствовать более тщательному осмотру, поскольку у меня два плюс два в этом деле, ни фига не четыре.

‒ Проверим, ‒ Лёша пригладил вихры и взял со стола телефон Юры.

‒ Прикольная штука, пацаны. Вот сказал бы кто лет десять назад, что я тебе, мол, из леса тебе позвоню ‒ вмиг бы в дурдом забрали. А сейчас это реальность. Ты Юр, от базы на какое расстояние отходил?

‒ Если по прямой, то километров семь. В лес не пойдёшь, а из другого района города позвонить можно. Мне нравится. И вид презентабельный. Сегодня даже барышня какая-то заинтересовалась.

‒ Вот видишь, ‒ Юлька легонько стукнула носком тапочка Юру по коленной чашечке. ‒ Не ровен час, невесту притянешь на смотрины. Технический прогресс чудеса творит. А потом, когда телефон сломается, она с тобой разведётся. Так и будешь жить. От телефона к телефону…

‒ В прокуратуру вызывали, ‒ Анатолий осторожно взял из рук Елизаветы Григорьевны чашку с чаем и принялся греть руки. ‒ Я так понимаю, у кого-то есть желание затормозить расследование по незаконному усыновлению. Открытым текстом Захаров ничего не сказал, но намекнул более чем прозрачно. Здесь ведь как, одно дело отдавать детей в семьи иностранцев с нарушением закона, но в семьи. А совсем другое, если ты продаёшь ребёнка, заведомо зная, что его разделают на запчасти. Каналов множество. Мест по изъятию ‒ тоже. Страны называть не буду, но масштаб просто поражает. Это только то, что я знаю. А кто я такой? Рядовой следак. Ладно. Давайте о наших делах поговорим, ‒ отпив из кружки, Анатолий посмотрел на Юльку. ‒ Тебе принципиально важно знать кто твои родители? Я имею ввиду твою мать. Или мы опустим этот момент твоей истории?

‒ А что, так можно? ‒ Юлька для чего-то поправила чёлку и опустила глаза.

‒ Ну, при желании, можно отследить всю цепочку. Роддом нам известен. День рождения, год и месяц тоже. Осталось только опросить персонал более тщательно. А некоторых придётся искать, поскольку люди там меняются довольно часто. В твоей карточке, я уже смотрел, нет ни фамилии, ни имени. То есть, имя есть. У женщины, родившей тебя и через час сбежавшей, на правой руке наколка была ‒ Нюка. И всё. Больше ничего я узнать не смог. Почему и спрашиваю: для тебя это принципиально важно, или оформляемся как есть?

В комнате на минуту стало тихо и лишь непрекращающаяся метель сыпала и сыпала горсти снега в заиндевевшее окно.

‒ Думаю, что переживу, ‒ Юлька мельком бросила взгляд на Юру и почему-то покраснела. Я вообще двойную фамилию хочу. Грановская- Рябенко. Сразу в комнате дворянством запахло. Правда? Или нет?

‒ Ну ты, мать, даёшь… ‒ Юра, слегка прифигев от такого поворота, взял в руки телефон и подал его Юльке. ‒ Теперь тебе осталось только на телефон повестись. А дальше ‒ стерпится, слюбится. Грановская-Рябенко. Красиво. Мне нравится. Я читал где-то, что в Жукгороде царь росинов объявился… Весной можем проехать. Чтобы уж сразу, по горячим следам. Он титулами приторговывает по-бедности. Давно придумала, систер?

‒ Вот только что. Толик, что скажешь?

‒ Мне нравится, что ты начинаешь шутить и прикалываться. Это признак выздоровления. Но если подумать, то в этом что-то есть. А именно, фамилия бабушки. Дорогой нашей Елизаветы Григорьевны. Юра, неси бутылку шампанского. Будем о борт нашего корабля тару разбивать, раз уж такое дело. Ведь мысль в самом деле полна скрытых смыслов. Что скажете, Елизавета Григорьевна?

‒ А то и скажу. Что-то в этом определённо есть. А мать, если желание такое будет, можно и потом найти. Когда душа окрепнет и раны на ней зарубцуются.

Как и ожидалось, проблем с опекунством не возникло. От слова совсем. Наверное, в первую очередь сработала репутационная составляющая заявительницы. Елизавету Григорьевну, заслуженную учительницу, доктора наук, профессора, в городе знали практически все. Начальство тем более. Плюс ко всему, сработало письмо-отказ, правдами и неправдами полученное от матери Юрия.

Видно растрогала таки беспутную душу дочери Александры история Юльки. Да и должок моральный был у неё перед собственным сыном. Короче, всё сложилось, Юльке выделили комнату, подкупили необходимую мебель, разобрались с одеждой и прочими мелочам, вставили два передних зуба и пятнадцатого февраля, во вторник, Юлька пошла с Елизаветой Григорьевной в шестую школу. В квартале от их дома. На душе у Юльки было празднично, хотелось плакать от счастья, визжать и прыгать по сугробам.