Александр Тамоников - Пуля для карателя

Иван бросился к тяжелому платяному шкафу, придвинутому к стене, рухнул на корточки, схватился за короткую ножку и принялся оттаскивать тяжесть в сторону. Поздно, черт возьми! Под тяжелым ударом распахнулась входная дверь, и демоны с грохотом полезли в квартиру! Кто-то пальнул для блезира, проделав дырку в рыхлой стене. Поосторожнее бы надо, этот дом на соплях держится… Самый решительный соглядатай уже топал по гостиной. Не успел, мать его в душу!.. Таврин вскочил, выхватывая «Парабеллум», метнулся за шкаф, который проблематично пробить даже очередью, вытянул руку с пистолетом. И когда противник, явно без мозгов под шляпой, вырос в проеме, выстрелил. Он видел перед собой возбужденное, гладко выбритое лицо, мятущийся страх в глазах. Тот тоже начал стрелять, но за пулями не видел противника. Какой-то дикий экзотический танец, шляпа слетела с головы, мужчина ударился плечом об косяк, отлетел, вскричав от боли — пуля продырявила бедерную мышцу. Мог бы и повыше взять, снайпер хренов… Иван выбежал из-за шкафа, дважды выстрелил в проем — не стоит забывать, что есть еще второй. Первый был не соперник — отвалил в сторону, катался по полу, переживая яркие ощущения. Что-то сломалось, обвалилась вешалка в прихожей — видимо, второй пятился, испугавшись, что попадет под пулю. Времени не было, секундная фора, не больше. Он снова рухнул на колени, схватился двумя руками за ножку шкафа, поволок ее на середину спальни, едва не вырывая конечности из «крепежа». Ножка попала в шаткую половицу, тонкая деревяшка хрустнула, переломилась. Шкаф начал крениться, и она совсем отвалилась. Иван отпрыгнул, и громоздкий предмет мебели с шумом грохнулся на пол. Но это уже не играло роли, дело сделано. В стене образовалась дыра, которую он заприметил еще несколько месяцев назад и намеренно загородил шкафом. Осыпались кирпичи, торчали наружу какие-то трухлявые планки. Главное, не увлечься. Иван снова вскинул руку. Выпустил в проем оставшиеся пули в обойме, чтобы не лезли раньше времени, подлетел к дыре, ударом подошвы расширил отверстие. Он кашлял, лез в дыру, цепляясь мундиром за острые края. Рывок — и пробился в соседнюю квартиру, которая находилась в другом подъезде! Грязный, как трубочист, взъерошенный, проклиная все на свете, он вертелся, ориентируясь в перехлестах коридоров и помещений. Метнулся к аналогичному, но не такому тяжелому шкафу, прильнувшему к стене, повалил его, загородив отверстие. Надолго ли? Мешала фуражка, мешал ранец за спиной, в котором обретались секретные документы из отдела разведки. Виляя по коридорам, Иван выбежал в прихожую, ногой вышиб дверь. Лестница такая же, на вид все целое. Ступени вниз, ступени вверх. За спиной уже что-то трещало, ругались люди, отодвигая шкаф. Выстрелы, пинки по сгнившей древесине. Пусть побегают, им полезно… Впрочем, можно усложнить им задачу. Он скинул ранец, выдернул засунутую сбоку гранату — самая ходовая в вермахте, «М-24», прозванная «колотушкой». Пришел ее час! Бросился обратно, отвинчивая колпачок на конце рукоятки. Выпал шелковый шнурок с фарфоровым кольцом. Дернул кольцо, подкинул гранату под сотрясающийся шкаф и припустил обратно по проторенной дорожке. За спиной ухнуло, пыль и взрывная волна помчались вдогонку, но Иван, пристраивая на плечо надоевший ранец, уже устремился вниз, перепрыгивая через ступени. Могут и не додуматься, что эту дверь за углом нужно тоже контролировать… Но нет, тщетны надежды, обложили, бесы! Он влетел в тамбур, когда распахнулась входная дверь, и навстречу влетел очередной «человек в штатском» с решительной челюстью. Пистолет извлечь он не успел, и это спасло Ивана. Он по инерции продолжал бежать, столкновение было неизбежно. Кулак уже летел в решительную челюсть. Злости — через край! Боль в кулаке была адской, продрала до мозга. Голова «секретного агента» откинулась, словно ее не держали никакие позвонки, брызнуло из глаз, из носа, изо рта. Но он схватил Ивана за грудки, не догадываясь, что этим только усугубляет свою участь. Иван ударил по рукам, швырнул бедолагу к стене и, не щадя пострадавшего кулака, проломил челюсть…

Безжизненное тело сползало на пол. А он выбежал из подъезда — и тут же ринулся обратно, когда пуля сбила табличку над головой. «Парабеллум» был пуст, какая незадача! Распахнутую дверь второго этажа проследовал без остановки — в квартире пыль стояла столбом, и такое впечатление, что внутри дрались коты. Он запрыгал выше, на ходу вставляя свежую обойму в «Парабеллум». В доме пять этажей, не такая уж и даль. Некоторые двери были закрыты, других просто не было (очевидно, во время зачистки усердно применялись гранаты), но любая квартира сейчас — западня, вариант защищаться и дорого продать свою жизнь. А до такого Иван пока еще не созрел, он еще на что-то надеялся…

Бежать становилось трудно, вымотался. Пробегая мимо четвертого этажа, он стащил с себя ранец, зашвырнул в открытую дверь. Если выживет — вернется, а если нет, то какая разница? Уж лучше никому, чем немцам. Пятый этаж, последний, лестница от пола до люка. Последний закрыт, но замок отсутствует. Он встал на пару секунд, вцепившись в лестницу, чтобы отдышаться, сунул «Парабеллум» в карман. Обе группы встретились на втором этаже — те, что шли из квартиры, и те, что с улицы. Крики, давка. Муть в голове — что он делает? Все равно перед смертью не надышишься. Как глупо, черт возьми!.. Или нормальная штатная ситуация? Иван лез по трясущейся лестнице, пока не уперся головой в крышку чердака. Не будет десяти попыток, только одна! Он ударил плечом, да так, что весь скелет заныл и затрясся — но крышка послушно вылетела наружу! Выбрался на чердак, увяз в каких-то гнилых половицах, в мусоре, в трухе. Лестницу не сбить, крепко приделана, а жаль. В крыше зияли дыры, лучики солнца перекрещивались, словно прожектора зенитных установок. Солнышко вышло, с какой, интересно, радости? Еще одна лестница, деревянная, к слуховому окну. Он снова карабкался, отдувался, вспоминал расположение дома относительно других. Не сказать, что здание впритык, но перепрыгнуть можно. Другой дом, по улице Румбовой, длинный, где он заканчивается, сразу и не скажешь… Иван локтем выбил раму, выпал на крышу, обитую жестью… и покатился вниз, заорав в страхе! Но сумел уцепиться за какой-то обломок, пополз по скату обратно и, добравшись до слухового окна, из которого выпал, стал осматриваться. Крыши, крыши, повсюду крыши… Переломанные, разбитые, где-то откровенно дырявые. Он выбрал направление, припустил, пригибаясь, по коньку. Сам конек плоский — жестяная лента полметра шириной. Торец здания примыкает к равноценному жилому дому — те же пять этажей, только крыша у соседнего не такая крутая. Терять ему было нечего, высоты Иван не боялся. Желанная крыша приближалась, прыгала перед глазами. Край карниза, в который он должен попасть носком, чтобы оттолкнуться…