Александр Тамоников - Пуля для карателя

— Так же, как и вы, — проворчал Кембл.

— Наверное, — пожал плечами Иван. — Но не мы это затеяли. Хотелось бы верить, Тельма, что вы начали прозревать еще до своего исторического удара папье-маше… тьфу, пресс-папье…

— Отстань от девушки, — вмешалась Маша. — Этим ударом она уже внесла значительный вклад в дело разгрома гитлеровской Германии.

— Аминь, — кивнул Иван. — А могу спросить, Тельма, где вы работали?

— В КДФ… — обреченно вздохнула девушка.

— А точнее?

— В отделе отпусков и путешествий…

Люди загоготали, схватившись за животы. Даже Маша не удержалась, хихикнула. Самое время для путешествий, да, собственно, и для отпусков… Тельма обиженно надулась. Она-то в чем виновата? Девушке надо жить — не в бордель же, в самом деле, идти! Что одиозного или неприличного в этой структуре, занимавшейся оздоровлением и всяческой поддержкой германской расы? Здесь же никакой политики, Donner wetter! На самом деле, политика была, да еще какая. Объединение «Сила через радость» занималось организацией досуга населения Третьего рейха — и именно в соответствии с идеологическими установками. Оно входило в Германский трудовой фронт и формально существовало даже сейчас — разумеется, там, где еще не вымер рейх. Впрочем, с началом войны его деятельность как-то приутихла. Отдел путешествий, туризма и отпусков там действительно существовал и работал, отправляя туристов из рейха во все стороны света. КДФ организовывала концерты, фестивали, экскурсии, художественные выставки, праздничные мероприятия, представляла всевозможные культурные программы. Это был действенный рупор пропаганды, образования и воспитания рабочего класса. Организация реально работала. Еще в Веймарской республике рабочие и служащие имели право на ежегодный оплачиваемый отпуск (от 8 до 12 дней). Фактически же отпуск предоставлялся лишь людям старшего возраста. Нацисты увеличили продолжительность отпуска — вплоть до трех недель, сократили продолжительность рабочего дня. Ход был эффективный — рабочие, сочувствующие марксистам и социал-демократам, массово уходили в национал-социализм. Роберт Лей, руководящий Трудовым фронтом, прекрасно знал свою работу. КДФ организовывала для рабочих международные круизы — построили целую флотилию круизных кораблей, один комфортабельный лайнер «Вильгельм Густлофф» чего стоил! Отдыхающих возили к берегам Норвегии, Испании, Италии, совершали круизы по Балтийскому морю. Нигде в Европе не практиковали оплачиваемые отпуска, а в Германии этим правом могли похвастаться даже сезонные рабочие. Стоимость билетов на круизы была мизерной — государство субсидировало. Под эгидой КДФ открывались курорты в самой Германии — живописных мест хватало. Народ был, в принципе, доволен — с получением путевок проблем не возникало. КДФ даже замахнулась на общенациональную программу: каждому рабочему — по личному автомобилю. Построили завод, спроектировали автомобиль «Фольксваген» (отсюда и пошло — «народный автомобиль»), разработали программу для выгодных условий его приобретения. Впрочем, дальше все пошло не так — сами же начали войну, проект заморозили, завод перепрофилировали на выпуск военной продукции…

— Слушайте, а мы ведь действительно путешествуем… — усмехнулся Джерри Кембл. — Тельма, вы не хотите стать нашим гидом по этим очаровательным катакомбам?

— Не издевайтесь надо мной, — попросила девушка. — Я не знаю, куда мне идти, как жить… Лучше бы меня убили… В квартире на Сенаторской улице я уже не могу появиться, денег нет, карточек нет, куда мне пойти? Поляки нас не любят, скоро придут русские… — Она замолчала, заскользила глазами по отворачивающимся людям, потом с какой-то неясной надеждой уставилась на Юзефа.

— Я еврей, — проворчал он.

Тельма вздрогнула, скорчила такую мордашку, что захотелось ее пожалеть. Эти немки — такие несчастные и беззащитные…

— Думаю, нам пора, — сказал Юзеф, — скоро рассвет. Не знаю, кому куда, но до Санки мы можем добраться вместе.

— Опять идти, — чертыхнулся Ковальский. — Что ж тебе не сидится-то?

— Да, пора, — встрепенулся Иван. — Посидели, и будет. Поднимайтесь, товарищи интуристы и прочие…

Речушка была небольшая, так себе, с крутыми склонами, заваленными камнями и мусором, но правый берег имела высокий и извилистый. Когда-то часть канализационных вод сбрасывали именно сюда. Выход коллектора был разрушен прямым попаданием бомбы, и выбирались через нагромождения бетона и стальные огрызки, норовящие вцепиться в кожу. Этот участок Санки был удален от городских кварталов и фортификационных сооружений. Здесь не было вообще никого, только по реке иногда проплывали мертвые тела, цепляясь за коряги и стелющиеся ветки кустарников. Глиняные глыбы с мочалами спутанной травы высились над склоном. Вперемешку громоздились кусты, камни. Склон исполосовали трещины. Проворный Ковальский сбегал на разведку, а вернувшись, доложил, что в округе никого — ни повстанцев, ни завалящего немца. Люди по одному выбирались на склон, карабкались наверх. Ночная тьма еще не рассеялась, но серая видимость уже появлялась. Над городом клубились махровые тучи. Хлынул дождь — внезапный, без прелюдий, вертикальной непроницаемой стеной. Люди забрались под глыбу, нависшую над обрывом, теснились, прижимаясь друг к другу, угрюмо смотрели на дождь. Иван сменил немецкий френч на теплую гражданскую кофту и теперь чувствовал себя увереннее и комфортнее. Порывы ветра сбивали потоки воды, уносили их то влево, то вправо. Мария в накидке сидела рядом, прижимаясь к нему коленом, с какой-то меланхолией разглядывала городскую панораму. Он чувствовал, что отвлекается от дела, косясь на нее, злился, но снова косился. Женщина устала, в кожу лица впиталась грязь, безжизненно поникли волосы, а все равно хотелось на нее смотреть.

От коллектора у речки Санки открывался вид на добрую половину города. Дождь чертил пространство густыми штрихами. Плыли серые тучи, сливаясь в однообразный мутный фон. Но уже светало, абсолютного мрака не было. Под ногами речка с трупами, дальше небольшая зеленая зона, пустыри — и бесконечные городские кварталы, над которыми вставали клубы дыма. Где-то прорывались пожары — их не мог погасить даже ливень. Скорбные руины, торчащие в небо обрубки, когда-то бывшие многоэтажными домами, шпили костелов. Были строения, которые просвечивались насквозь, подмечались относительно целые кварталы. Слева район Воля, за ним обширный Старый город, справа — Повислы. Все сливалось, превращалось во что-то цельное, неразрывное. На северо-востоке, в разрывах между руинами, мелькала серая водная гладь — Висла. Просматривались ленточки мостов на правый берег, в район Прага, их еще не взорвали — ни немцы, ни советские диверсанты, обеим сторонам это было невыгодно. Где-то далеко, за Старым городом, вдоль реки — тот самый район Жолибож…