Евгений Сухов - Резидент

— Кто знает, может, и отдашь, — усмехнулся Тимофей. — Посмотрим, как наш разговор с тобой будет складываться. Слушаю!

— В плен я попал в сорок втором, в июне, под Воронежем. Поначалу вроде бы даже наступать начали, а потом вдруг нам в тыл немецкие танки ударили. Оказалось, они прорвали наш фронт и сами пошли в контрнаступление… Большего страха я в жизни не испытывал… Гусеницы крушили на своем пути все подряд! Лязг стоит, треск, грохот! Даже не знаю, как и уцелел… Столько людей они на свои гусеницы намотали, что и представить страшно. — Похоже, что воспоминания для Бойко были тяжелыми, крепился как мог. Голос звучал спокойно, выдавали лишь слегка подрагивающие пальцы. — Вот поймите наше состояние, мы наступаем, жмем немца изо всех сил! Воюем неплохо, а нам в спину немецкие орудия колотят! А дальше нашу дивизию заперли в районе Барвенково. Ни вперед, ни назад — нет выхода! Пытаемся прорваться, а только все без толку. Столько народу напрасно полегло… А тут еще и авиация на наши позиции налетела. Били так, что голову нельзя было поднять. Шарахнуло и меня… А когда глаза открыл, смотрю, фриц идет. В одного пальнул, во второго, а я у него на очереди… Раненых они достреливали. И тут даже не представляю, откуда во мне силы взялись. Поднялся и смотрю на него. Думаю, главное, не свалиться, вот если сейчас рухну, так он меня просто лежащего пристрелит. Вижу, что-то в его взгляде переменилось, он качнул так стволом, дескать, туда иди. Глянул я назад, а там нескончаемая колонна из таких вот горемычных, как я… И у каждого в глазах такое отчаяние, что скулы сводит.

— Что было потом?

— А что было? Ад был! — как-то просто пояснил Иван Бойко. — Для нас даже помещения не нашлось. Просто огородили кусок территории в поле, вот это и был для нас лагерь. А сколько таких лагерей было по всей России!.. Никто и не считал… Каждый день более десятка красноармейцев умирало: кто от голода, кто от жары, кто от жажды… От ран, конечно, очень много поумерло. Ведь помощи-то никакой.

— Как ты стал служить на немцев?

Губы болезненно сжались, образовав в самых уголках морщины. Вот с этих морщин и начиналась история предательства.

— А потом пришел пропагандист и начал агитировать на сотрудничество с немцами. Холеный такой, с тонкими усиками. Парфюмом от него за версту разило. Как припомню этот запах, так у меня тошнота к горлу подступает… В общем, не буду рассказывать, что он там говорил, но слова находил очень правильные… И про колхоз, и про товарища Сталина… Через час беседы я был в числе тех, кто согласился на сотрудничество.

— Неубедительно! Хотелось бы все-таки услышать, почему ты начал служить немцам?

Папироса была докурена, но расставаться с ней Бойко не спешил. Лишь мял короткими толстоватыми пальцами, словно пытался вытеснить из нее душу.

— Почему? — задумался глубоко, после чего ответил: — Сейчас думаю потому, что жить просто хотелось… Но вот когда он говорил, посчитал, что по идейным соображениям. Думал, поглядим, как там дальше повернется. А вот только дальше для меня уже и не было ничего. Даже случай не представился, чтобы куда-то в сторонку свернуть.

— Значит, тебя никто не заставлял?

— Насильно никого не заставляли Родину предавать. Это надо признать… Действуют только убеждением. У них такие пропагандисты, что нашим комиссарам у них еще поучиться нужно! В душу залезут, наизнанку всего тебя вывернут, а потом думаешь, как же я сам таких очевидных вещей не увидел?

— Бумагу о согласии сотрудничества с немцами подписал?

— Подписал, чего греха таить, — вздохнув, подтвердил Бойко. — Ее все подписывают… Только вот, в отличие от всех этих бандеровцев, у меня надежда оставалась, что я еще к своим вернусь и какую-то пользу смогу Родине принести.

— Нет у тебя здесь своих, — хмуро напомнил Тимофей. — Ты теперь на той стороне. Что было потом?

— Потом был особый предварительный лагерь. А уже после него меня определили в разведывательно-диверсионную школу в Луккенвальде. Обычно там учатся от трех до шести месяцев. Могут еще продлить, если задание особой важности… Это когда учишься по особой программе.

— Почему ты попал в этот лагерь? Агентуру там подбирают серьезную!

Небольшая заминка с ответом, после чего Бойко уверенно посмотрел в глаза Романцеву и произнес, отвернувшись:

— Я попал в нее как активист предварительного лагеря.

— Твои обязанности в особом лагере?

— Был старостой барака.

— Понятно… Сколько человек было в вашей школе на тот момент?

— Одновременно обучались около двухсот человек.

— Какие предметы изучались?

— Разные… Ведение разведки в советском тылу. Много часов отводилось на подрывное дело. Проходили также радиодело. На теоретических занятиях изучали взрывчатые вещества, зажигательные устройства. Диверсионное дело. Детально штудировали еще и специальное оружие. Среди них немало было и таких, которые делают именно в техническом отделе абвера.

— Как комплектовались ваши группы? По каким критериям?

— По-разному… Сначал обучались все вместе, а последние недели разбивались на мелкие группы, у каждой из которых было собственное задание… По какому признаку формировались группы, я не знаю. Здесь немцам виднее. Бывало так, что в одной разведывательно-диверсионной группе были собраны люди, которые просто не переносили друг друга. Возможно, в этом была какая-то своя хитрость, чтобы не сумели договориться. А бывало и так, что собирали единомышленников. Последнее больше для бандеровцев и прибалтов подходит. На конечном этапе в группе было от трех до пяти человек, обязательно включался радист. В каждой группе назначался старший.

— В какие районы проводилась заброска агентов?

— Главным образом в район Москвы и Ленинграда, — немного подумав, ответил Бойко. — Хотя в последнее время очень много групп забрасывали на Северный Урал. Немцы считали это направление очень перспективным.

— Можешь сказать, какие задания получали слушатели школы?

— У каждой группы были свои задания, но в основном специализировались на диверсиях, выводили из строя наиболее важные военные и промышленные объекты. Очень много групп отправляли на железные дороги.

— Проводились ли диверсии против высшего командования Красной армии?

— Да, устраивались.

— Каким образом удавалось добираться до высшего командования?

— Этот метод уже опробован… Легче попасть к высшему командованию легальным бойцам. Агенты легализировались через запасные полки… Проходили проверку, адаптировались в частях, затем отправлялись служить в боевые части, а там при помощи агентуры, внедренной в штабы Красной армии, устраивали диверсии. Много было агентуры, внедренной еще до войны.