Сергей Зверев - Бронебойный экипаж

— Короткая! — рявкнул Логунов, когда из-за низкого заборчика палисадника и крайних деревьев показался капот и лобовой бронелист немецкого бронетранспортера.

Танк встал как вкопанный. Водитель немецкой машины увидел русский танк слишком поздно. Он стал заводить двигатель и трогаться с места, пытаясь развернуться. Видимо, сдать назад ему что-то мешало. И в этот момент пушка рявкнула, дохнув огнем. Огненный шар вспух в том месте, где у немецкой машины располагался капот и передняя дверь водителя. Полетели листы искореженного железа, пламя с гудением охватило всю переднюю часть бронетранспортера. Омаев из пулемета свалил нескольких немецких солдат, и танк пронесся мимо. Следом за «семеркой» по городку протянулась полоса разрушений, огня и паники.

— Куда, командир? — задыхаясь от напряжения, спросил Бабенко. Двигать рычагами при таких резких маневрах было не очень легко.

— Прямо сарай, Бабенко! Там доски внахлест. Постарайтесь не проломить его насквозь, только чтобы ствол вышел наружу. Нам хоть на несколько минут укрытие нужно. Они не сразу поймут, откуда мы стреляем.

— Понял! — с готовностью ответил механик-водитель и сбавил скорость.

Логунов стал вращать маховики, опуская ствол пушки строго горизонтально. Хрустнули доски, со скрипом стала разваливаться на части дощатая крыша. С мерным рокотом работал двигатель танка, но в наружные приборы ничего не было видно. Даже Омаев снизу стал говорить, что перед ним, кажется, стена и пулемет бесполезен.

— Спокойно всем! — приказал Соколов и снова посмотрел на часы.

Еще минута, и 313-й начнет свою игру с немецкими зенитчиками, а фактически игру со смертью. «Тридцатьчетверка» не выдержит попадания 88-мм снаряда на расстоянии меньше километра. Поднять верхний люк не удавалось, на нем лежала едва ли не половина крыши сарая.

— Омаев, — снова приказал Соколов, — вытащи пулемет из гнезда и за мной из танка через нижний люк. Коля, подай мне автомат.

С ППШ наизготовку Соколов выбрался через нижний люк и некоторое время лежал между гусеницами, прислушиваясь. Зенитная батарея стреляла, но как-то не очень активно. Бой шел неподалеку возле станции и на противоположной окраине городка. Рокот мотора «семерки» мешал услышать больше, но приказать Бабенко заглушить его Алексей не решился. Он махнул Омаеву, выглядывавшему из люка, и пополз назад. Танк оказался завален старыми досками и бревнами, которые многотонная машина вывернула из земли. Откопать верхний люк нечего было и думать. Придется пока обходиться без перископов.

Поблизости стрельбы не было слышно. Приказав Омаеву охранять танк с тыла, Соколов снова пополз между гусеницами.

Увиденное впереди его обрадовало. Бабенко все же смог сделать так, как его просил командир. Почти половина ствола пушки торчала из сарая, выломав несколько досок. Прицелы были тоже свободны. И батарею он видел впереди метрах в пятистах как на ладони. Три орудия периодически стреляли куда-то левее окраины.

— Логунову приготовиться! — крикнул Соколов в люк.

Выбив ногой широкую доску в стене, Алексей приложил к глазам бинокль и стал осматривать местность вокруг. Очень мешал звук работающего мотора «семерки», но глушить его нельзя. Может срочно понадобиться сменить позицию.

И тут слева, поднимая клубы пыли, прямо по грунтовой дороге вылетел танк с номером «313» на борту. Его пушка выстрелила звонко и, как показалось Соколову, нахально. Наверное, просто на душе стало легче, когда появился Фролов. Снаряд разорвался близко от позиции батареи, заставив расчет одного из орудий залечь за бруствером.

И пулемет 313-го бил, почти не переставая. Два орудия стали разворачивать стволы в сторону советского танка, но 313-й свернул, спустился в какую-то ложбинку и скрылся из вида.

— Огонь, Логунов, огонь! Чего ждешь!

«Семерка» выстрелила, грохот больно ударил по перепонкам. У Алексея заложило уши. Он тряхнул головой, но не убрал бинокля от глаз. Он увидел, как первый же снаряд опрокинул зенитку и разметал артиллеристов. Две другие пушки стали разворачивать стволы, выискивая, откуда мог стрелять только что исчезнувший танк «313».

Второй выстрел «семерки» разворотил бруствер артиллерийской позиции, подняв фонтан рыхлой земли. Наверняка у артиллеристов были потери, теперь они догадались, что огонь ведется не со стороны ложбинки. Одна пушка стала разворачивать ствол в сторону поселка.

И почти сразу из низинки выскочила «тридцатьчетверка». Остановившись на краю овражка, она сделала два выстрела из пушки, подняв взрывом в воздух доски и обломки бревен, и снова исчезла.

— Омаев, в танк, всем приготовиться! — закричал Соколов и кинулся к люку.

Когда они оба оказались в танке, Алексей быстро объяснил ситуацию. Половина расчета зенитного орудия убита или ранена. Две пушки выведены из строя, теперь бросок, добить, пустить под гусеницы. Стрелять без перерыва!

«Семерка», окончательно развалив остатки сарая, вырвалась на свободу и понеслась, разбрызгивая грязную землю и комья вчерашнего снега. Двумя выстрелами Логунов покончил с третьей зениткой, танк гусеницами проутюжил остатки позиции батареи.

Немцы бежали из этой части города. Два КВ с ревом неслись по станции, расстреливая отдельных гитлеровцев из пулеметов и паля по всем зданиям и укрытиям, где могли быть пулеметные гнезда или оборонительные позиции. Через несколько минут станция была очищена.

Соколов сидел в люке своего танка, который ехал вдоль железнодорожных путей. 313-й шел следом. Навстречу вышел мужчина в танкистской куртке нараспашку с перевязанной головой. Под курткой была видна командирская портупея и планшет. Бабенко остановил машину, Соколов спрыгнул на броню, потом на землю и, одернув куртку, приложил руку к шлемофону.

— Командир взвода сводной механизированной группы младший лейтенант Соколов, — сказал он. — Прошу вас представиться.

— Командир первого батальона 134 танкового полка капитан Осмоголов, — взмахнул рукой, лихо отдавая часть, раненый командир. А потом с улыбкой вдруг обнял Соколова и прижал к себе, обдав запахом сгоревшего пороха и табака. — Парень, ты не представляешь, как ты нам помог! Откуда ты только взялся!

Соколов не удержался и тоже заулыбался в ответ. В глазах этого командира было столько лихости и уверенности, что молодому танкисту подумалось, что его помощь была не очень и велика, что у такого командира, как этот капитан, и так бы все получилось.

Осмоголов вдруг стал серьезным. Он посмотрел на второй танк, который участвовал с Соколовым в бою, и, наверное, все понял.

— Да, лейтенант, — сказал он, — тяжело нам далась эта атака. Два танка мне сожгли, один повредили так, что я не смогу вернуть его в строй. И людей потерял. Выхода у меня другого не было, понимаешь. Дизельное толпиво до зарезу нужно было. Атаковали на одних парах и ненависти. Иначе не пробиться к своим. Технику пришлось бы жечь и пешкодралом к линии фронта, к своим.