Александр Тамоников - Нетленный

– Хорошо, что ты нашла время об этом рассказать, – похвалил я. – По крайней мере, до того, как мы оказались на их земле и попали в щекотливое положение. Что за старообрядцы? – Я начал выкапывать из памяти все, что знал по данному феномену.

– Ты путаешь две разные вещи, – заметила Варвара. – Раскольники, старообрядцы – это русские христиане, по ряду причин отказавшиеся принять реформы патриарха Никона. Это было в семьнадцатом веке, если что. Их преследовали, предавали анафеме, многие уходили в леса, становились отшельниками. В Красноярском крае их тоже хватало – возьми ту же Дарью Лыкову. Это православные христиане, не признающие Никоновскую реформу. Поморы, беглопоповцы, федосеевцы – их очень много, только в России пара миллионов наберется. Не все живут в землянках и шалашах. Те, что обитают в дикой природе, – люди замкнутые, но, как правило, безвредные.

Со староверами сложнее. Они не христиане – придерживаются мировоззрений дохристианских времен. Нынче все перемешалось. Элементы христианства у них возможны, но вообще эти люди верят в Славянские Веды, христианские обряды совмещают с языческими ритуалами. Бывает жестко, бывает абсурдно, нормальным людям непонятно. Ну, нравится им так – и ради бога. Отсутствие образования, примитивное хозяйство, странные обычаи… В основном это неоязыческие общины, поклоняются славянским богам – Перуну, Велесу, Сварогу. Староверы в Тагаринском районе называют себя то ли «соблюдателями», то ли «смотрителями»…

– В общем, «хранителями», – усмехнулся я. – А что хранят, уже и сами не помнят. Или есть интересная информация?

– Нет, откуда? – пожала плечами Варвара.

– И в шестьдесят девятом году эти люди не попали под раздачу?

– Им просто повезло, их община находится к востоку от Ржавников, километрах в десяти или пятнадцати. Видимо, их взяли на карандаш, но особо не беспокоили.

– Странное дело, – пробормотал я. – Даже всесильный КГБ, нетерпимый к чуждому, несоветскому, оставил их в покое? Такое возможно?

– Если безвредны – то да. Если нужны – тоже да. Если думаешь, что комитет находился на вершине, приближенной к богу, то ты ошибаешься. Нам никогда не узнать, кто действительно правит миром. И люди ли они…

– Давай уж лучше про пластинацию, – передернуло меня, – после твоих туманных изложений это вполне невинная тема. А творения живодера фон Хагенса, выставляемые на его гастролях, – милейшие создания. Кстати, – напрягся я, – упомянутые тобой староверы не могут быть причиной исчезновения командированных Якушина?

Варвара задумалась, пожала плечами. Я тоже помалкивал, начиная сожалеть, что мы не прихватили с собой взвод спецназа. Мрачные староверы, охраняющие непонятно что непонятно от кого; таинственные «контролеры», о которых сквозь зубы рассказывал Сергей Борисович… А ведь мы еще не доехали до места! Что дальше? Одичавшие беглые зеки? Крестьяне-мутанты?

Варвара выдохлась, замолчала – чему я был бесконечно рад. Машина спускалась с горки. Навигатор помалкивал – видимо, девушка, засевшая в его платах, окончательно перестала что-либо понимать. За перегибом дорога пошла вверх, она начинала походить на полосу препятствий. В легких сумерках желтели колосья бурьяна, выгоревшие на солнце. Синели крохотные озера с изрезанными берегами, заросшими травой. Черные ели высились над водой. С развесистых рябин свисали еще зеленые гроздья ягод.

До наступления темноты мы проехали через причудливый «пляшущий» березняк. В нем явно потрудились нерадивые маги. Здесь не было стройных, радующих глаз деревьев. Березы искривлялись, словно танцующие уродцы. Белели перекошенные стволы в уплотняющихся сумерках. В десять вечера мы въехали в Кундус – сравнительно крупное село, где были люди, автомобильный транспорт, свет в домах и даже работающий уличный фонарь напротив сельсовета. Из-под фонаря нас облаяла собака. Зазевавшаяся курица с возмущенным кудахтаньем вылетела из-под колес.

Я остановился у обочины за трансформаторной будкой, погасил фары. Деревня еще не спала. В палисаднике через дорогу ругались мужик с бабой, обильно применяя ненормативную лексику (причем оба). Лаяли собаки. В сарае жужжала мотопила. По дороге проехал «призрачный» трактор с задранным в небо ковшом.

Темнота сгустилась окончательно – темнее уже не будет. Сумрак усугубляли низко ползущие тучи. Свистел ветер – пришлось закрыть окна.

– До Ржавников от Кундуса – километров пятнадцать, – глухим голосом сообщила Варвара.

«Вопрос – надо ли нам туда», – подумал я и как-то устыдился. Это трусость или повышенное чувство самосохранения?

– И больше во всей округе ни одного населенного пункта, – заключил я. – Райцентр на юге, но до него далеко.

– Поехали. Долго мы будем тут стоять? – Варвара нетерпеливо шевельнулась.

– Нельзя сейчас туда ехать, – возразил я. – Во-первых, не доедем, урюхаемся во что-нибудь. По таким дорогам, если ты не местный, можно ездить только днем. Не думаю, что по прибытии в Ржавники мы тут же кинемся кого-то спасать. Не надо пороть горячку. Даже если доедем, будем тыкаться, как слепые котята, только внимание привлечем. А днем между деревнями существует хоть какое-то автосообщение – в Кундусе есть предприятия, магазины…

– И что ты предлагаешь? Искать гостиницу?

– Была такая мысль. Но, боюсь, мы будем искать то, чего не существует. Заночуем в машине, но не здесь, а за восточной околицей.

Она автоматически возражала. Но я не слушал, включил фары, вывел машину на дорогу и медленно покатил по разливам грязи…

Я проснулся на рассвете от смутного беспокойства. Оно мешало спать, заставляло бодрствовать, вслушиваться. Сиденья в машине полностью раскладывались, и салон «Террано» преображался в небольшую, но уютную спальню. В багажнике имелся запас одеял и пара старых диванных подушек, которые очень пригодились. Температура для сна была вполне комфортной. Мы не раздевались – не дома.

Ночью Варвара прижималась ко мне, потом решила, что это не то, что ей нужно, – отползла к правому борту, где и провела остаток ночи. Вчера мы выбрались из села, я съехал с дороги, свернул за березняк и встал. За бортом свирепствовал ветер – выл, свистел, бился порывами в кузов машины, заставляя ее вздрагивать и раскачиваться. Но осадков не было, по крайней мере, по крыше ничего не стучало.

Я приподнялся, выглянул в окно. Стихия бушевала – ураганный ветер гнул деревья, трепал кустарники. По воздуху проносились ветки, ошметки дёрна. Вдоль канавы, до которой я благополучно не доехал, катилась коряга. Это было что-то аномальное, впрочем, в последние годы ураганы добирались и до Сибири. С прогнозами погоды мы, естественно, не знакомились, доверившись самому теплому в Сибири месяцу.