Уильям Грин - Чемодан для Спенсера

Ее глаза следили и за Спенсером — отчасти потому, что это была ее работа, отчасти потому, что она была женщиной: от него исходила такая влекущая аура уязвимости и юности. Он был, по меньшей мере, ровесником ее отца и, однако, казался моложе его. Его незащищенность и смущение в этой незнакомой и пугающей среде только усиливали его привлекательность. Она поняла, почему во времена ее родителей он был кумиром. Поняла и то, почему бедняжка Финлеттер потянулась к нему.

Пока они ехали, он рассказал историю своей встречи с Бернадеттой, как ребенок, судорожно пересказывающий кошмар и надеющийся, что ужас уйдет вместе со словами.

— Слава Богу, что она жива, — бормотал он все время.

И Шери Уокер, вытренированная на сдержанность, была так тронута всплеском его эмоций, что легонько дотронулась до его руки, стараясь убедить, что понимает его потрясение и что на этом не стоит больше задерживаться. Бишоп был прав, подумала она, когда сказал Спенсеру, что девушка жива.

Один раз они остановились заправиться и передохнуть, и тогда Спенсер впервые увидел машину Ла Роза. Ла Роз проехал мимо, не подавая виду, что знает их. Затем он остановился впереди, дальше по дороге. Заправившись, они опять проехали мимо Ла Роза. Его автомобиль стоял на обочине с поднятым капотом, а он — согнулся, как будто осматривал двигатель. Всю остальную часть пути в Дижон они больше не видели машины Ла Роза.

“Отель де ла Коломб” в Дижоне был огромным, заплесневелым реликтом девятнадцатого столетия, с облупившимися стенами, протершимися коврами и полами, проседавшими при каждом шаге. Они оставили свой автомобиль перед входом. Похожий на обезьяну коридорный, сутулый и длиннорукий от десятилетий таскания чужих чемоданов, и скрипучий, как заведение, в котором он служил, внес за ними багаж. Войдя следом в скрипучую птичью клетку — это был лифт, — они поднялись в номер на третьем этаже. Когда–то номер был частью люкса, но теперь его отделили от соседней комнаты перегородкой с запертой дверью.

Коридорный удалился с чаевыми, а мисс Уокер заперлась в ванной. Спенсер подошел к окну, распахнул его настежь и ступил на низенький огражденный карниз, что назывался балконом. Их номер, специально заказанный Бишопом из Парижа, выходил во внутренний дворик — чтобы обеспечить ожидаемым ворам привлекательную возможность выбора этой дороги, а не через переднюю дверь.

Сверлящий звук, похожий на скрежет бормашины, вернул Спенсера в комнату как раз вовремя, чтобы увидеть, как крошечное стальное жало выталкивает тонкую струйку опилок из двери в перегородке.

Замерев, Спенсер смотрел, как вылетел кусочек дерева и маленький стеклянный диск, меньше пуговицы от рубашки, заполнил отверстие.

— Будьте любезны, мистер Спенсер, — произнес голос с сильным акцентом, — пройдите к входной двери вашего номера и вернитесь потом к окну. — Это был Ла Роз.

Спенсер сделал, как было сказано, и повернулся лицом к смежной двери.

— Превосходно, — произнес Ла Роз, открывая дверь. Он вошел в комнату Спенсера и принялся приклеивать квадратик коричневой бумаги на стеклянный глазок, потом удовлетворенно полюбовался на свою работу. Отверстие и стеклышко, даже при хорошем свете, были незаметны.

— К чему все это? — спросил Спенсер.

— Широкоугольная линза. Приближаю глаз к объективу на той стороне двери и могу видеть каждое движение в вашей комнате. — Он подмигнул. — Было бы неприлично с моей стороны не предупредить об этом вас и леди.

Замок в ванной щелкнул, и мисс Уокер вернулась в комнату и резко остановилась, увидев Ла Роза.

— Что–то не так? — встревоженно спросила она.

— Абсолютно ничего, — ответил Спенсер. — Месье Ла Роз просто хотел предупредить нас, что врезал в дверь глазок.

— Отлично, — сказала мисс Уокер. — Пойдемте пообедаем. Я проголодалась. — Она подошла к кровати, взяла свой жакет, набросила его на плечи и двинулась к двери.

— А как насчет чемоданов? — поинтересовался Спенсер.

— Это дело Жоржа. Нам надо дать себя увидеть. — Она вернулась и взяла Спенсера под руку. — Вы ведь считаетесь разрушителем моей добродетели, не так ли? Так начнем с греха чревоугодия. Дядя Сэм платит.

— Выберите “Флер”, — посоветовал Ла Роз. — Очаровательно, и кухня утонченная. Завидую вам.

— Может, тебе что–нибудь привезти, Жорж? — спросила Шери.

— Больше между нами контактов не должно быть. Я закажу еду внизу, спасибо. — Ла Роз ушел в свою комнату и оттуда отвесил поклон. — Увидимся завтра вечером в Женеве, если только рыбка не клюнет сегодня. — И закрыл смежную дверь.

В вестибюле отеля Спенсер купил газету и просмотрел последние известия о себе и машине. В заметке описывался их побег из Парижа на желтом “рено” и цитировался полицейский чиновник, имевший сведения о том, что их заметили вблизи Дижона.

В машине Спенсер протянул газету Шери, включил двигатель и оставил его крутиться вхолостую, пока она дочитывала.

— Как вы чувствуете себя, видя свою фамилию в газете? — спросил он.

— Откуда мне знать? — ответила Шери Уокер. — Ведь это не мое имя.

Спенсер отпустил тормоза и включил сцепление.

В молчании они ехали в медных летних сумерках мимо легендарных виноградников Котэ д’Ор. Сорок пять минут спустя, чуть дальше Кло де Вужо, с его давильнями, построенными еще в средние века, они нашли ресторан.

Внутри старого каменного здания было просторно и прохладно, столы размещались на двух уровнях. Спенсер и Шери уселись на балконе с дубовыми перилами, скорее всего бывшем сеновале, поглядывая на входную дверь ресторана. Беленые стены были увешаны гербами знатных родов этого края. Керосиновые лампы свисали с балок, разливая теплое сияние.

Они ели улиток во вкуснейшем чесночном соусе и потягивали холодное шабли с виноградников, расположенных к северо-западу от Дижона. Спенсер спросил Шери — как она стала шпионкой? Пришла однажды летом в соответствующее агентство в Вашингтоне после года стажировки в колледже и предложила свои услуги. Спенсер ей не поверил. Но она настаивала.

Затем им подали умопомрачительное “беф а ля бургиньонн”, главное блюдо заведения, в сочетании с выдержанным “Кло де Вужо” с виноградников, мимо которых они только что проезжали. А Спенсер поведал девушке, как он стал актером: поначалу вовсе не из–за тяги к искусству, а по природной склонности к разврату. В своих фантазиях, подкрепленных киножурналами, он воображал, что в качестве актера получит легкий доступ в спальню самой экзотической женщины на свете. Шери не поверила ему. Но он настаивал, что это так.

Когда принесли десерт — медовые коврижки и блюдо с богатым выбором сыров, — Спенсер уже глубоко ушел в свои истории о Голливуде тридцатых и сороковых. Завороженная, Шери слушала, машинально жуя деликатеснейшие сладости. Спенсер был в своей стихии, и он был бесподобен. Она не могла знать, как часто он рассказывал те же истории раньше. Но Спенсер знал, и это его беспокоило. Потому что эти истории были суммой его опыта, и все это было сто лет назад. Ничего из того, что он делал с тех пор, не заслуживало рассказов.