Уильям Грин - Чемодан для Спенсера

Антуан Масаба все равно бы пришел где–нибудь к власти. Он был прирожденным лидером. Не повезло ему только в том, что он родился в засушливом регионе, что стал позже Республикой Синобар. Для Синобара это тоже было невезением. Ведь Масабе для удовлетворения его амбиций нужна была страна с минеральными ресурсами и промышленным потенциалом, а Синобару нужен был лидер, который обратился бы к прозаическим нуждам момента. Первое лицо Синобара должно было обладать чутьем на землю. У Масабы же имелось чутье лишь на исторические деяния. Он закрыл глаза на засушливый климат и неплодородную почву Синобара. Вместо этого он видел себя и свою нацию, которую считал продолжением себя, играющими решающую роль в судьбе возрождающейся Африки.

Его первым важным деянием в качестве главы государства стало сооружение потрясающей столицы — Масабары. Она носила его имя, являла собой его надежды на Всеафриканский конгресс наций во главе с ним, а заодно довела его страну до банкротства. Масабара должна была стать новой Меккой — магнитом, притягивающим разобщенные народы со всего континента. Но новорожденные государства неохотно расстаются даже с крохотной частью своего суверенитета. Никто не пришел.

Перед лицом экономического краха Масаба ощутил, что обязан придумать новый и отчаянный трюк. Он понимал, что играет с огнем и что игра эта может закончиться кучей головешек. Но выигрыш стоил риска. Масаба по своей сути был созидателем империй и, как все созидатели империй, знал, что если он добьется успеха, любое крушение будет списано и забыто, а его имя будет навеки прославлено. Он не был злым или порочным. Он был просто тщеславным.

Длинный белый аэропортовский автобус мчался по широкому проспекту Героев.

Ник Холлистер сидел у открытого окна, через шесть рядов от водителя, хотя автобус был совершенно пуст, и любовался аккуратными правительственными зданиями из стекла и бетона, изнывавшими на открытых площадях под щедрым экваториальным солнцем.

Город, несмотря на всю свою претенциозность, вызывал странное ощущение призрачности. Холлистер понимал, в чем тут дело. В людях.

Он читал про этот город, про его странное бытие: пять дней в неделю — деловая столица, два выходных дня — опустошенная и молчаливая руина. Единственным занятием тут было управление. Отсутствовали привлекающие или отвлекающие моменты, способные удержать здесь государственных служащих и мелких чиновников, как только завершалась деловая неделя. Ни веселья, ни ночной жизни, ни женщин — по крайней мере таких, ради которых мужчина хотел бы задержаться в городе. Усердный сводник мог бы нажить здесь состояние и, возможно, спасти город от еженедельного опустения. Но суровое пуританское правительство грозило карой скорой и жестокой.

Так что все, кто мог, покидали Масабару по субботам и искали удовольствий где–нибудь в более старых, потрепанных, но полных жизни, бывших колониальных городках.

Проспект Героев был спроектирован так, чтобы подавить ступившего на него. Но Холлистер не поддался. Он–то знал, что все это фасад. Из окна самолета он разглядел за бульварами целые акры пустырей. Выровненные, огороженные, они ожидали строителей, которые никогда не придут.

Холлистер надорвал пакет с влажными салфетками, откинулся на спинку сиденья и прижал к лицу прохладную, с ароматом лесного ореха, салфетку. Чтобы добраться сюда, он путешествовал уже почти двадцать четыре часа, переходя с одной короткой авиалинии на другую. Смяв конвертик от салфетки, он выбросил его из окна автобуса. Комок подпрыгнул, покатился и замер крошечным синим пятном на незапятнанной улице.

Ник Холлистер торговал оружием. Шесть лет назад он был одним из очень заметных лиц. Мириады новых государств, возникающих словно сыпь на лике Земли, требовали оружия. И Холлистер мог дать им то, чего они хотели. Он был одним из тех немногих дельцов, связанных с доверенными лицами в Пентагоне, которые имели доступ к излишкам нового смертоносного оружия. Но деловая сметка значительно потеснила то, что оставалось у него от моральных принципов. Во время одного южноамериканского восстания он поставил оружие не той стороне и оказался персоной “нон грата” в Вашингтоне. Почти тогда же налоговое управление начало против него расследование. И это вряд ли было совпадением. Кто–то из высоких кругов решил сделать его отрицательным примером. Лучший совет, который смогли дать ему адвокаты, — это покинуть страну. Он последовал совету, поселился в Италии и почти сумел отойти от дел. Почти. Сейчас он надеялся ликвидировать свои вклады и свернуть все окончательно. Но надеяться было легче, чем добиться. В Испании у него оставался склад, набитый оружием времен второй мировой — отборным и никому не нужным, ибо ему недоставало поражающей мощи, столь необходимой народам. Однако в целом оно было еще достаточно разрушающим, чтобы продавать его почтой по индивидуальным заказам.

И вот визит в этот угнетающий город. Удивительным было то, что за ним послали. Приглашение стало роскошью, которой он не вкушал уже довольно давно. Последние пять лет ему приходилось суетиться, чтобы выжить. Успеть прежде конкурента. Успеть подписать контракт и получить деньги, пока “зеленый” министр обороны не узнал, что есть условия получше.

Холлистер поправил галстук и взял свой кейс. Автобус въехал в полукруглую арку здания, вздымающегося, будто плотина, в конце проспекта. Человек в мундире вышел в сопровождении двух вооруженных часовых и открыл дверцу. Ник Холлистер вылез — крупный, здоровый, с простецким розовощеким лицом и коротко стриженными светлыми волосами. Может, чуть толще, чем надо, в бедрах и плечах, но все еще похожий на того олимпийского чемпиона по стрельбе, каким он был восемнадцать лет назад.

Он торговал достаточно долго, чтобы понять: полковник Абуд ничего не купит. Министр обороны был аккуратен, изящен, хрупок и холоден, как хромированная мебель его офиса. Он был одним из тех безупречно ухоженных пожилых мужчин, которые выглядят так, будто меняют белье, бреются и принимают душ трижды в день. Каталог, предложений Холлистером, он пролистал, как требовал долг, а затем сказал — вежливо, почти с сожалением:

— Боюсь, мистер Холлистер, что это не совсем та боевая техника, что интересует нас в данный момент.

Холлистер мог предполагать, что случилось. Абуд разослал приглашения нескольким торговцам оружием, и “Амэлгемейтед” или еще кто–нибудь из фаворитов прибыли первыми.

— Уверяю вас, полковник, — обороняясь, ответил Холлистер, — что при соответствующем обращении и в достаточном количестве это вооружение вполне сопоставимо с огневой мощью того, которое вам могут поставить другие. Может быть, оно и не будет выглядеть на парадах так впечатляюще, как прочее, более картинное снаряжение, но неужели ваше правительство собирается платить деньги лишь парадов ради?