Сергей Зверев - Логово проклятых

Прочитав сообщение, Борович опешил. Это означало, что Москва считает войну с Германией неизбежной и близкой. Такое не укладывалось у него в голове, мозг отказывался представить себе масштабы трагедии, готовой обрушиться на его родную страну.

Речь шла о прямой агрессии Германии и ее сателлитов. Враг вскоре перейдет границы Советского Союза и вторгнется на наши территории. Запылают города и села.

Борович не верил в то, что война обойдется малой кровью и будет вестись на чужой территории. Он никак не мог предотвратить такую беду. Ему от всей души хотелось сделать что-то важное, как-то помочь своей стране, может, даже застрелить кого-то из высших чинов вермахта или ОУН, что-то взорвать, только бы не сидеть сложа руки и не подсчитывать количество вражеских войск, двигавшихся к границам СССР.

Но Борович понимал, что ему в голову от отчаяния лезут сущие глупости. Никакое убийство генерала или двух, никакой взрыв моста не предотвратит войны, не остановит немецкие войска, не отодвинет даже сроки вторжения. Мощнейший механизм войны уже запущен. Этот маховик не остановить. Потому что в таких масштабных событиях действуют совершенно особые механизмы. Как политические, так и экономические. Пистолет и двадцать килограммов тротила под одним мостом ничего не значат.

Большая беда на пороге. Это надо пережить. С этим надо даже не смириться, вовсе нет, а принять как действующие условия его работы. Он обязан стиснуть зубы и продолжать выполнять ее так же хладнокровно и эффективно, как прежде, помогать своей разведке, армии и всему народу.

Ведь он, поручик Борович, еще тогда, в 1917 году, принял важное и окончательное для себя решение. Да, он был офицером царской армии, но давал присягу не только и не столько монарху, но и своей Родине, народу.

Не важно, что Родина меняла свое название. Ее древняя столица Москва все так же стоит на своем месте и объединяет все земли, необъятные просторы его страны.

Есть дом, в котором он родился, люди, живущие на просторах этой страны. Им нужны его сила, знания, опыт, преданность и защита.

Борович однажды понял это и стал считать, что присягал на верность этой земле, людям, городам и селам. Березкам, стоявшим на берегах тихой речушки под Рязанью, сосновому бору в Подмосковье, карельским озерам и южным бескрайним степям.

Родина – не только конкретная страна. Это то, что внутри тебя, все, что впитано тобой, твоей душой и сердцем, многими поколениями твоих предков.

В начале июня 1941 года все легионеры батальона «Нахтигаль» центра были отправлены в Германию. Сотрудники, остававшиеся на рабочих местах, продолжали трудиться каждый в своем направлении. Систематизировались данные, получаемые от агентуры, заброшенной на территорию Советской Украины. Отдел пропаганды разрабатывал новые листовки, призывающие встречать цветами своих освободителей, воинов вермахта, стрелять в спины ненавистным большевикам, убивать красных командиров. Все говорило о приближении большой беды.

Борович не мог передать в Москву новые сведения. Его радисты неожиданно столкнулись с тем, что весь эфир стал глушиться мощными радиостанциями, а свободные частоты были насыщены бессмысленной морзянкой. Так всегда бывает при подготовке и на начальном этапе больших войсковых операций. Означать это могло только одно. До начала войны уже остались не недели, а считаные дни и часы.

Оставляя новую шифровку в почтовом ящике, Борович каждый раз понимал, что связник может просто не пробиться на восток. Эстафета встанет, потому что в приграничных районах Германии будут приняты беспрецедентные меры безопасности. Все же он надеялся на удачу и продолжал исправно слать в Москву шифровки с той информацией, которую ему удавалось добыть.

Стелла остановила Боровича в коридоре штаба, как-то странно посмотрела ему в глаза, начала теребить пуговицу на его пиджаке и сказала тихим голосом:

– Я знаю, что вы скоро уедете, Михаил.

– Уеду? – Борович сделал удивленное лицо. – Откуда вам это известно?

– Да полно вам, – сказала женщина и улыбнулась одними губами. – Вы прекрасно знаете, что у нас только видимость секретности, а на самом деле никто не умеет держать рот закрытым. Многим не хватает опыта конспиративной работы, да и профессиональных разведчиков в наших рядах просто нет. Откуда им взяться?

– Даже если так, Стелла… – начал было Борович, но женщина замотала головой и проговорила:

– Нет, Михаил, не надо. Это только слова. Пригласите меня сегодня в гости в ваше холостяцкое жилище. Посидим, выпьем, вспомним наши приключения. Знаете, так тяжко на душе, а поговорить не с кем. Вы здесь самый близкий мне человек.

Вечером Стелла пришла. За окнами уже стемнело, и Борович подумал, что за женщиной могли следить, хотя ни для кого не было секретом, что он, Стелла и Шухевич поддерживали дружеские отношения.

Борович помог гостье снять пальто, подвинул к столу свой самый красивый и крепкий стул. Стелла устало и грустно улыбнулась, подобрала юбку и села. Борович жестом фокусника поднял газету, под которой обнаружились тарелка с вареной картошкой, блюдце с колбасой, нарезанной кружочками, и еще одно с консервированными яблоками. Он открыл тумбочку, достал хлеб, вазочку с конфетами и бутылку вина.

– А водки у вас нет? – спросила женщина.

Борович улыбнулся и достал из-за окна бутылку русской водки, которую купил в Кракове на базаре еще месяц назад. Как чувствовал, что пригодится. Правда, он считал, что пить ему придется одному, заперев дверь и думая о войне. Но так, конечно, веселее.

Михаил распечатал бутылку, разлил водку, сел напротив Стеллы, поднял свою рюмку и спросил:

– Ну и за что мы с вами выпьем? – спросил Борович.

– Обязательно пить за что-то? – вяло спросила женщина. – Можно просто от усталости, для профилактики нервного срыва. Или потому, что мы можем больше никогда не увидеться.

– Тогда давайте просто потому, что у нас с вами есть возможность провести этот вечер вместе. Посидеть, поговорить, на миг забыть обо всем, что творится за стенами этой комнаты.

Стелла опрокинула водку в рот, прижала пальцы к обветренным губам, потом не спеша подцепила вилкой кружочек колбасы. Борович молча закурил и пустил дым в сторону от нее, к форточке.

– А вы думаете, что так можно? – вдруг тихо спросила Стелла.

Борович внимательно посмотрел на нее и только теперь понял, как она постарела за эти два года. Сейчас женщине уже сложно было дать тридцать лет. Она выглядела на все сорок пять с хвостиком. Сухая кожа, мелкие морщинки, но самое главное – потухшие глаза.

Ничто так не молодит женщин, как искорки в глазах, огонь жизни, чувств. Когда в них этого нет, то пуста и жизнь. Она уходит, оставляя на лице свои следы.