Владимир Першанин - Рельсовая война. Спецназ 43-го года

– У нас ещё одна мина в запасе имеется, – нарушил тишину сержант Постник. – Охота ведь не закончена, товарищ капитан?

– Конечно, нет. Вон, глянь, дым в небе плывёт. Наши ребята бензохранилище взорвали, а мы как побитые домой вернёмся. Отдохнём с полчаса и снова на железку двинем, подальше от этого места.

– Может, по сто граммов за удачу? – предложил Афанасий Рымзин, сидевший на травке со снятым сапогом, шевеля ещё не зажившей после операции ступнёй. – Бывало, если охота не ладится, устроим перекур, выпьем немного, и всё как по маслу идёт.

– Тебе, если хочешь, налью, – отозвался Фёдор Кондратьев. – Ступня, наверное, ноет? А остальные свою долю получат, когда дело сделаем. Майский день длинный, время у нас есть.

– Чего я один пить буду? – вскинулся пулемётчик. – А то, что два пальца на ноге ампутировали, я про них уже забыл. Буду шагать, сколько надо.

– А вот перекусить можно, – сказал капитан. – Ты как, Андрюха?

Сержант отрицательно покачал головой:

– На пустое брюхо и шагать, и ползти легче. Как закончим дела, можно выпить и закусить.

Однако группе Кондратьева не везло. А может, потеряли осторожность, торопясь загладить неудачу. Шагали вроде осторожно, избегая наезженных дорог, но, когда перебегали просёлок, с холма ударил замаскированный пулемёт. Немцы стреляли издалека. Пули летели россыпью, но свою цель нашли.

Ранило в бок одного из новичков. Вроде и не слишком тяжёлая рана, но парень идти самостоятельно не мог. Его отправили в лагерь, выделив в провожатые опытного пограничника.

– Шагайте потихоньку, – напутствовал их капитан, а пограничнику шепнул: – Если в засаду угодите, живыми не сдаваться. Фрицы и полицаи сведения выбивать умеют, погубите весь отряд.

– Всё будет нормально, – заверил Кондратьева пограничник.

Удача словно отвернулась от опытного капитана, воевавшего с первого дня войны. Новая попытка заложить мину едва не закончилась гибелью всей группы. Разведчик, шагавший впереди, вовремя заметил бронетранспортёр и предупредил Кондратьева. Отползали осторожно, зная, что два скорострельных пулемёта «МГ-42» расстреляют их за считаные минуты.

Не дошли до отряда раненый новичок и помогавший парню пограничник. Полицейская засада подстерегла обоих на мало кому известной тропе. Но полицаи здешние места знали хорошо. Знали также, что за взятых живьём бойцов отряда «Застава» положена большая награда.

Очередь «дегтярёва» и несколько выстрелов угодили обоим бойцам в ноги. У парня-новичка уже не оставалось сил стрелять в ответ. Пограничник, наскоро перетянув жгутом ногу, отвечал короткими очередями из «ППШ», лихорадочно прикидывая, есть ли выход из ловушки.

– Эй, НКВД, сдавайся… жить будешь, – кричали полицаи. – И мордовать не будем. Перевяжем, водки нальём.

По щекам парня стекали слёзы. Он прижимал к груди гранату, затем спросил сержанта:

– Может, и правда в живых оставят?

Вместо ответа пограничник прицелился и одиночным выстрелом свалил неосторожно высунувшегося полицая. Тот ворочался на траве, из сквозной раны под ключицей толчками выбивало кровь.

– Антоху насмерть подранили!

– Сволочи, за яйца подвесим!

– Жрите добавку. – Сержант-пограничник швырнул «лимонку», понимая, что приближаются последние минуты жизни.

В автомате осталось несколько патронов. Он выпустил их одной очередью и придвинулся ближе к парню.

– Ну-ка, друг, давай свою «РГД», устроим салют на прощанье. Эй, бобики, ползите к нам!

– Что, взрывать нас будешь? – не скрывая страха, спросил молодой боец. – Один я у мамки, а отец ещё в сорок первом сгинул.

– Давай-давай, – вынимая взведённую гранату из рук парня, погладил его по голове сержант. – Не бойся, всё быстро кончится. А сдаваться нам нельзя.

Ударил взрыв. Когда полицаи с опаской приблизились к бойцам отряда «Застава», оба были мертвы.

– Пограничник автомат разобрал и по кустам раскидал, – разочарованно сказал один из полицаев, повертев в руках «ППШ» с разбитым прикладом.

– Документы поищи, – приказал старший.

– Тут всё в крови.

– Ищи. И обломки автомата собери, нам перед комендантом отчитываться. С особым отрядом НКВД схватились, сильный бой был.

А капитан Кондратьев, упрямый мужик, своего добился. На крутом повороте успели после патрульной дрезины заложить мину. Она взорвалась под локомотивом, который полетел с откоса и утащил с собой десяток вагонов, платформы с грузовиками и бронетранспортёрами. Под насыпью горели машины, взрывались снаряды, расползались контуженые и раненые воины рейха, не доехавшие до передовой.

Вторая группа подрывников, которую возглавляли недавно прибывший с Большой земли старший лейтенант Леонид Трунов и старшина Будько Яков Павлович, сработала чётко. Либо правда, что новичкам везёт, либо осторожный старшина удачно выбрал место. Эшелон они взорвали с первой попытки.

Опрокинулся паровоз, зенитная платформа и штук шесть вагонов с продовольствием, которое везли в Германию. Не сказать, что великое дело сделали, но участок пути вывели на сутки из строя. Сгорел паровоз, смяло две зенитки, были убиты и тяжело ранены более двадцати немецких солдат и офицеров.

Три удара подряд, особенно сгоревшая нефтебаза, подняли на ноги все окрестные части. Проводили облавы, но толку они дали мало. Все три отряда затаились в глубине леса. Тем более понесли немалые потери, когда уничтожали базу.

Возле лагеря отряда «Застава» на скромном братском кладбище появились шесть новых пирамидок со звёздочками. Позже прибавились ещё две – умерли в санчасти получившие сильные ожоги двое бойцов. Нескольких погибших с места боя вынести не смогли, но в плен никто из трёх отрядов не попал.

– Ти-ти-та-та, – отстукивала рация результаты операции на Большую землю. – Сгорели восемьсот тонн горюче-смазочных материалов, уничтожены три локомотива и тридцать вагонов, четыре пушки, восемь грузовиков, четыре бронетранспортёра. Немцы и полицаи потеряли убитыми сто двадцать человек.

Как всегда, каратели отыгрывались на мирном населении. Были расстреляны несколько сот заложников, сожжено несколько деревень. Городской голова Антон Бронников устроил в райцентре митинг и торжественные похороны убитых полицаев.

– Лучших людей хороним, – потрясал кулаком одетый в полувоенный костюм человек со свастикой на рукаве. – Но недолго осталось жить Красной Армии, советской власти и их приспешникам. Они будут уничтожены, втоптаны в землю.

Согнанные на площадь люди молчали, и это молчание неприятно действовало на нервы городского головы.

А из сожженных деревень, из райцентра почти каждый день шло в отряды новое пополнение. Сорок третий год – разгар войны, хотя на фронтах пока относительно тихо.