Андрей Воронин - Инкассатор. Пуля всегда права

— Ты что, под асфальтовый каток попал?

— Угу, — прогнусавил Михаил Иванович, серьезно подозревавший, что у него сломан нос. — На алкашей нарвался. Пришлось «штуковину» применить.

— Во, холера… Ты весь в крови, иди умойся, я сумку распакую.

Боровиков вышел на веранду, а Садальский, расстегнув молнию, принялся выставлять на стол принесенные им продукты. Сразу же он порезался — одна бутылка водки оказалась разбитой вдребезги, а все остальные заляпаны перепелиными яйцами: пакет порвался, и внутренности сумки напоминали большую яичницу.

— Твою мать, — только и сказал Садальский, обтирая тряпкой бутылки и закуски.

В комнату вошел Боровиков, делая безуспешные попытки втянуть воздух опухающим прямо на глазах носом.

— Ну что, целые бутылки есть? Или сухой закон до завтра?

— Одна разбилась… Ты вообще герой, бля… Но яичницы не будет, точнее, она уже есть.

— Ладно, колбасой закусим. Там вроде еще корейские салаты остались…

В четверг спозаранку компаньоны с трудом продрали глаза и, решив не опохмеляться, завели наконец разговор о том, как же им быть дальше.

— Тут оставаться не имеет смысла, — гундосил Боровиков, прикладывая к распухшему носу платок, намоченный в ледяной воде. — Кто за нами? Кацнельсон? Так его люди видишь как облажались. Кто-то их за минуту положил, а куда мальчишка делся, до сих пор непонятно. Так что Гриша нам не подмога.

— А мы при чем? Это же они лоханулись, а не мы, — возразил коммерческий директор. — Он нам еще должен! За то, что пацана не уберег. Даром мы, что ли, бешеные бабки ему отсыпали? Но дело не в этом. Ментов мы можем не бояться, Грымза не докажет, что ее сыночка мы увели и мужа грохнули. А на киллера твоего они в жизнь не выйдут. Свидетелей больше нет.

— Стас, не будь хоть ты лохом! — Боровиков скривился, как будто проглотил что-то горькое. — Если один человек знает, то и сто могут узнать. Васнецова нет, но Юлька такой хай поднимет, что хоть святых выноси. Надо было ее в первую очередь убрать, прямо в рыбном магазине.

— Надо было, надо было… Не надо было жадничать! Ну, обувал он нас, но не нищенствовали же! На паперти не просили! А теперь сидим в полной сраке, и сидеть нам до конца жизни.

— Не кипешись, Стас, — урезонивал приятеля Михаил Иванович. — Я тебе говорю: поехали! Что ты здесь забыл? Подожди, — прислушался он, — кажется, труба поет… Где твоя мобила?

Трубка нашлась под подушкой.

— Номер Кацнельсона пробился, — сказал Садальский, взглянув на экран трубки. — Будет что-то новое. Просто так он не позвонил бы.

— Это я, — сказал банкир. — Тут выяснилось кое-что. Насчет воскресного дела.

— Не томи, излагай быстрее!

— Короче, есть один бандит, он это и сделал. Теперь вас ищет.

— Зачем?

— Договориться хочет. Короче, записывайте телефон, это кто-то из его людей. Да, его зовут Гуссейн. Звоните, забивайте стрелку.

— А ты что посоветуешь?

— У вас что, выбор есть? Это очень крутой бандюган, сразу говорю. Вам стоит под него лечь, тем более в свете последних событий. Все, конец связи.

Садальский и Боровиков переглянулись.

— Ты слышал что-нибудь про этого Гуссейна? — спросил технический директор.

— Краем уха. Лично, как ты понимаешь, незнаком.

— Обдерет он нас как липку…

— Не без этого, — грустно кивнул Садальский. — Ну что, давай забивать стрелку… Тьфу, блин, скоро сами на фене заговорим, как блатные.

Полдня телефон, продиктованный Кацнельсоном, то был занят, то не отвечал. Компаньоны теряли терпение. Наконец в трубке послышалось:

— Алло, вас слушают.

— Мне нужен Гуссейн, — хрипло сказал Садальский.

— Кто вы?

— Представители фирмы «Дорога ЛТД».

— Подождите. Я поговорю с боссом… Он сказал, чтобы вы перезвонили вечером. Он с вами встретится. Вы в Москве?

— Нет, в двух часах езды.

— Тогда выезжайте и будьте наготове. Босс ждать не любит.

В семь часов вечера «Лада», за рулем которой сидел Боровиков, остановилась возле неприметного дома на улице Мусы Джалиля. У подъезда маячила фигура братка, который, увидев подъехавшую машину, призывно махнул рукой. Через несколько минут Садальский и Боровиков оказались в большой квартире, видимо полученной путем слияния нескольких смежных. Их сразу провели в комнату, где, кроме тахты и низенького столика, не было никакой мебели.

— Присаживайтесь, — показал рукой на пушистый ковер здоровенный азербайджанец, лежавший на тахте. — С чем пришли, уважаемые?

«Соратники», переглянувшись, принялись устраиваться на полу. Боровиков сел по-турецки, Садальский прислонился к стене, вытянув затекшие в машине ноги.

— Вы хотели нас видеть, — сказал он. — Мы готовы вас выслушать.

Гуссейн втянул в себя дым из кальяна, стоявшего рядом с тахтой. В кальяне забулькала вода.

— Сперва давайте познакомимся. Я — Гуссейн.

Садальский и Боровиков представились.

— Что ж, я вас ждал, — промолвил Гуссейн. — Хорошо, что вы не стали отказываться от встречи. Нам есть о чем поговорить, не так ли? Ну, вижу, вы согласны, — добавил он, хотя оба компаньона не произнесли ни слова. — Итак, у вас есть кое-что нужное мне. А у меня — нужное вам. У вас есть фирма, в работе которой я хочу участвовать. И у вас есть проблемы, которые я могу решить. Так? Так, — сказал он, не дожидаясь ответа. — Вы мне скажите, дорогие, зачем вы пацана увели? Ну, господин Садальский, зачем?

На этот раз Гуссейн решил избрать европейский стиль поведения на фоне восточного антуража. Разливаться соловьем и перемежать завуалированные угрозы цитатами из Низами он считал излишним. Даже азербайджанский акцент почти исчез из его голоса.

Коммерческий директор откашлялся и спросил:

— А какая вам разница? Все равно вы его у нас забрали. Давайте решать быстрее. Что вы хотите? Какие ваши условия?

— Условия? Какой вы быстрый, господин Станислав Садальский, прямо спринтер какой-то. Ну, да ладно. А вообще, что это я такой негостеприимный? — произнес он уже с ярко выраженным восточным акцентом. — Герман, принеси нам коньяка и закуски! Вы же, наверное, голодны? — обратился он к компаньонам. — Сейчас выпьем, закусим что аллах послал и поговорим.

Когда на столике появилась бутылка азербайджанского коньяка, тарелка с нарезанным лимоном, холодное мясо и зелень, Гуссейн поднялся с тахты и пересел на ковер, устроившись напротив собеседников. Разлив коньяк по рюмкам, он сказал:

— Выпьем, чтобы никому не было обидно.

Все трое положили в рот по кружку лимона, и Гуссейн спросил:

— В какую сумму оцениваются активы вашей фирмы?

Садальский поежился. Он на такие вопросы отвечать не привык даже налоговому инспектору. А тут приходилось говорить правду.

Услышав цифру, Гуссейн довольно кивнул головой: