Андрей Воронин - Хранитель света

Уже в прихожей, натягивая кроссовки, Юрий на мгновение остановился и задумался, что, собственно, намерен предпринять. В общем-то, ответ был очевиден: он опять собирался влезть не в свое дело, что во все времена служило наилучшим способом нажить неприятности. Умнее было не вмешиваться, а еще ум-нее — позвонить в полицию. «Отличная мысль, — подумал он, рывком затягивая шнурки. — И что я скажу полицейским? То есть сказать-то я могу многое, но кто меня поймет?»

Снаружи донесся противный скрежет металла: приезжие не собирались шутить и в данный момент, судя по звуку, пробовали на прочность роллеты соседнего коттеджа. Юрий завязал шнурки на кроссовках, открыл дверь и вышел на лестничную площадку.

* * *

Бывают люди, которые по неизвестным науке причинам не меняются с годами. Они делаются толще или, наоборот, высыхают, они достигают каких-то высот или опускаются ниже уровня городской канализации, но все эти перемены касаются только их внешних проявлений, никоим образом не затрагивая внутренней сути этих удивительных людей. Кто-то появляется на свет вечно брюзжащим, всем на свете недовольным стариком; кто-то умирает, прожив долгую жизнь и ухитрившись при этом остаться десятилетним мальчиком. Ну, или девочкой, поскольку женщина, по слухам, тоже человек…

Хохол относился именно к этому разряду людей. За те два года, что они не виделись с Паштетом, на висках у него пробилась заметная седина, а морда, сделалась совсем уже широченной — как говорится, в три дня не обгадишь. Дела у него, по слухам, день! ото дня шли все лучше, он уверенно проглатывал конкурентов и вскорости (если не остановит меткая пуля) обещал сделаться одним из крупнейших держателей акций украинской тяжелой промышленности. Однако внутри своей солидной туши он так и остался двадцатилетним гопником, и замашки у него были соответствующие.

В пункте проката брюссельского аэропорта джипов почему-то не оказалось, а ехать дальше на подержанном «Рено» Хохол не пожелал — ему это было, видите ли, «не в жилу». По этой причине они битых два часа колесили на такси по Брюсселю, посетив все агентства по прокату, какие только сумели отыскать. В одном из агентств, не найдя свободного джипа, им предложили лимузин — решили, видимо, что они намерены пустить пыль в глаза гостям на какой-нибудь занюханной свадьбе или ином торжестве. У Хохла опасно загорелись глаза, но тут уж Паштет, что называется, уперся рогом. Лимузин для того и предназначен, чтобы привлекать к себе внимание, но у них-то были совсем другие цели! Хохол поскреб макушку и согласился, что Паштет прав.

Джип, огромный черный «Форд-эксплорер», они все-таки нашли и арендовали, заплатив за это бешеные бабки. Паштет за время поисков совершенно извелся: потраченных двух часов, наверное, за глаза хватило бы, чтобы добраться до места. Успокаивало лишь то, что среди бела дня такие дела все-таки не делают, а значит, время все равно нужно было как-то убить. Вот они и убили, да как убили! Наповал, и даже контрольного выстрела не понадобилось…

В машину загрузились согласно субординации — Паштет с Хохлом назад, а пацаны спереди. Один приехал с Хохлом из Днепропетровска, а второй, Саня Варламов, по кличке Долли, был из Паштетовой бригады. Долли уселся за руль, и они наконец тронулись. Ехать на дело без ствола за пазухой было как-то неловко, словно Паштет, одеваясь, второпях позабыл про штаны, но весь мир буквально помешался на террористах, и протащить в самолет что-нибудь смертоноснее зубочистки нечего было и мечтать. Правда, дело им предстояло по сути своей плевое, с ним можно было легко справиться в одиночку, голыми руками, но для умного человека оружие — это в первую очередь инструмент для оказания психологического давления. Народ в машине подобрался опытный, бывалый, поэтому, завидев на окраине Брюсселя слепленный из гофрированной жести ангар супермаркета, Долли по собственной инициативе зарулил на стоянку.

Паштет с Хохлом в супермаркет не пошли — чего они там не видели-то? Вместо этого они вышли поразмяться и закурили, вместе с дымом своих сигарет вдыхая запахи разогретого солнцем асфальта и выхлопных газов. Вокруг гремели тележками для покупок и говорили по-французски. Красивых женщин было мало, это заметил даже Паштет, который с некоторых пор перестал интересоваться юбками. Хохол же, во все времена славившийся своими кобелиными манерами, глазея по сторонам, только горестно вздыхал и сокрушенно вертел круглой головой, лишенной шеи.

— Скажи ты, какие крокодилы! — вынес он свой вердикт. — Немудрено, что у них рождаемость падает. Вырождающаяся нация! А почему? Потому что в равноправие заигрались! Смотришь на бабу и не понимаешь: то ли это баба, то ли мужик зачем-то в платье нарядился, то ли и вовсе какая-нибудь лошадь из цирка сбежала… На такую без литра водки не залезешь. А какие могут быть дети после литра водки? Так, в лучшем случае дауны какие-нибудь. Или вовсе импотенты… Твоя-то как?

Паштет ждал этого вопроса, но он все равно застал его врасплох. Говорить о жене с Хохлом ему не хотелось — тот слишком много про нее знал.

— Спасибо, — сказал он, глядя в сторону. — Более или менее.

— Так более или менее? — не удовлетворившись этим уклончивым ответом, спросил Хохол.

— А ты сам подумай, — резко ответил Паштет, — как она себя может чувствовать, встретив этого урода? Да еще и с другой бабой, с головы до ног в шоколаде…

— М-да, — морща широкое лицо, неопределенно произнес Хохол. — Дела… Ты прости, брателло, не в обиду, но я все равно не догоняю, что ты в ней нашел. Пожалел, что ли? Так бабу пожалеть — не грех. Жениться-то зачем?

Паштет почувствовал, как каменеет, стягиваясь в непроницаемую маску, лицо.

— Слушай, брат, — сказал он, с трудом разжав сведенные злобой челюсти, — давай не будем, ладно? Зачем нам этот гнилой базар? В конце концов, это мое дело. У каждого свои заморочки.

— Да не кипятись ты! — успокоил Хохол. — К вечеру будем на месте, а там… Знаешь, как собак стригут? За хвост и об забор…

— Она просила не убивать эту сволочь, — сказал Паштет. — И я пообещал его не трогать, — добавил он, помолчав.

— А! — воскликнул Хохол. — Так мы приехали просто погрозить ему пальчиком? Типа, ай-яй-яй, бяка, разве ж можно девочек обижать? Такой большой, а не понимает… Так, что ли?

Паштет уклончиво пожал плечами.

— Ну, тебе-то я не командир. В конце концов, тебе он должен больше. Я сказал, что не буду его трогать, а защищать его я не подписывался.

Хохол хмыкнул.

— Соображаешь, — похвалил он. — Да, бабы, бабы… Черт их разберет, что у них в голове творится! Не убивай… С чего бы это? Я бы на твоем месте задумался. Может, она его до сих пор не забыла?

— Такое забудешь, — сказал Паштет.