Павел Дартс - Крысиная башня-2

Расходились озабоченные: работ предстояло много, а времени, видать, было мало. Ну, как бог даст…

— Володя… — проникновенно сказал Отец Андрей, касаясь рукава Вовчика, — Я о чём с тобой хотел ещё поговорить… а, кто ещё тут?

Отец Андрей с Вовчиком были на общей кухне, где сейчас не было никого, кроме в последнее время почти бессменного дежурного у самогонного аппарата Саньки Евстигнеева. Жестяной жёлоб, в котором был уложен медный, согнутый из трубок от охладительной системы холодильника, змеевик, был плотно набит снегом, но из трубки в трёхлитровую банку капало совсем редко: кап, кап… как-кап… «Продукт» в банке был чистый, как родниковая вода, и, в отличии от тех времён, когда гнали из браги да в первый перегон, запаха почти не ощущалось, — «продукт» шёл чистейший.

Санька пристроился спиной к тёплому кирпичному боку печки, и при свете масляного светильника читал какую-то книгу. При появлении старших встал, склонил голову под благословление; попробовал отрапортовать — и про количество «продукта» за день, и что крепость удалось довести до 80 градусов, — лично проверял спиртометром; да и вообще — вспыхивает на раз! — но Отец Андрей остановил его, — не с контролем пришли, по своим делам. И вообще — шёл бы ты, Санёк, лучше спать, чем в полумраке глаза портить! А что читаешь?..

Читал Санька свою любимую «Занимательную химию для детей и взрослых» Леенсона, и читал, судя по всему, не в первый раз — перечитывал. Многое было непонятно, — часто приставал с расспросами, но в общине не было людей, интересующихся химией на таком уровне, чтобы ответить на все его вопросы, да и время было такое — не до любознательного мальчишки, других дел полно. Но всё равно было интересно.

— Не, дядь Андрей, — по-простому, как позволялось вне храма, ответил Санька, — Ещё полчасика. Пока печка тёплая ещё. Я уж не подкидываю, как ужин сготовили; дрова берегу; но пока тёплая, греет — надо гнать! Я же понимаю! — обороноспособность!

— Правильно понимаешь! — серьёзно похвалил Отец Андрей, — Но всё ж таки не засиживайся, отдыхать тоже надо.

— Да я ж ничо! Вон, змеевик снегом набил — и сижу, пока каплет. Как совсем остынет — я уж знаю, это ещё с полчаса, — я домой пойду, мамка в курсе!

— А, ну смотри. — согласился священник; а Санька, пользуясь случаем, двинул близкую ему тему:

— Дядь Андрей, камрад Хорь, я чо хотел. Вот, на банки, на бутылки со смесью спички клеют, — ну, на «коктейли Молотова», — а почему, кстати, «коктейли», мне Катя сказала, что потому что смесь; а что, всякая смесь называется коктейлем, или только с самогонкой? А кто такой Молотов? Катю спрашивал — она не знает… Не, я не про это — я про спички! Спички же зажигать надо! — а это время! Или вдруг чиркушка отсыреет — снег же! Можно химический зажигатель делать! — в пузырёк, в колбочку налить глицерину, и в бумажку вокруг — марганцовки насыпать! Глицерин, если колбочку разбить, смешается с марганцовкой и возгорится! — я знаю, я пробовал. Вот. Если бутылку, значит, с таким запалом…

Отец Андрей затруднился с ответом; а Вовчик неодобрил: сложно, ненадёжно. Разобьётся такой запал о броню — трудно сказать. Самому разбить перед броском — не факт что сразу, при попадании на броню, возгорится — там ведь какое-то время на химическую реакцию нужно. Со спичками-то — моментально… Но за идею — похвалил. В правильном, мол, направлении думаешь — молодец!

Когда мальчишка, вздохнув, чтобы не мешать взрослым, опять спрятался со светильником за печкой, Вовчик со священником присели за столик в углу. Было темно, лишь отблески раскалённых углей в щели приоткрытой дверцы печки освещали помещение, да бледный уличный свет падал через оконце.

— Я что хотел сказать, Владимир… — усаживаясь напротив и оглаживая бороду, продолжил вполголоса Отец Андрей.

— …вот ты столько времени в общине, и до сих пор некрещённый, — нехорошо! — на открывшего было рот чтобы возразить Вовчика он махнул рукой, продолжил:

- Знаю-знаю; помню разговор и договорённость, и с тобой, и с Вадимом… всё помню! Не принуждаю ничуть — сам должен к вере прийти. Но сейчас-то… как ты? Ведь время наступает страшное, последнее. Неужели не думаешь о душе, о вечном спасении?

— Андрей Викторович… — вздохнул Вовчик, понимая, что сейчас начнётся продолжение уже начинавшегося ни раз разговора — Ну чё вы опять… говорил ведь вам! Не верю я в бога, не-ве-рю! И не из-за какого-то «личного опыта», а чисто по умозаключению, — ну такой вот я человек, чисто «на веру» не могу ничего принимать; а только доказанное!

— Ну, доказывать существование бога… — начал опять было священник, но Вовчик перебил:

— Да не надо ничего доказывать; да и не получится! Знаю я все это ваши доводы! «Бог в нас, бог вокруг нас!.». Где-то я, может, даже и согласен — но это не «бог» называется, а совсем по-другому! Ну, не знаю как… Природа там, или вселенная, или мироздание!

— Ну вот, значит всё же допускаешь… Есть нечто непознанное, и имя ему…

— Да нет же! Дело в том, что «это» — как не назови, — всё равно не «бог», как вы это называете! Ну, для простоты назовём «мироздание». Так вот — оно ведь совсем не по тем принципам функционирует, нежели ваш «бог»! То есть… то есть для «мироздания» нет таких понятий, как добро и зло, оно над этим; а в вере, в религии ведь это определяюще! Какой смысл в боге, в вере, в религии, если они не устанавливают удобные взаимоотношения между людьми, не регулируют их… ну, эти взаимоотношения! А то, что добро и зло понятия относительные — я очень давно понял! Опять же этому «мирозданию» и священники как посредники не нужны, и церковь не нужна! И, опять же, функционирует оно по совсем другим принципам, нежели как у вас-то… как его: «не убий, не укради»… и так далее. Наплевать мирозданию на эти относительные понятия — добро, зло; или там «украсть», «убить»… или спасти. Оно нейтрально. Это как природа — а, вернее, природа и есть. Как можно в природу верить или не верить? — она есть данность. «Непознанное»? Вон, электричество тоже я не видел — но пользоваться мы все умеем, потому что его функционирование описывается внятными электро-законами! Бог ваш… знаете, когда зло «торжествует», а вы отмазываетесь своим «неисповедимы пути божии», — то это вне логики. Я в логику верю. Только. Потому, уж извините, Андрей Викторович, зря вы это всё опять…

Священник вздохнул. Он остро чувствовал, что в беседах с начитанным, подкованным фактически, до мозга костей материалистом Хорем ему не хватает аргументации, — или всей той изощрённости ума, которую, возможно, дают будущим священнослужителям в высших духовных заведениях. Он же в семинарии не обучался, — всего лишь что-то вроде полугодовых курсов после института уже, и после армии, во вполне зрелом уже возрасте, — стезя его была «до всего этого» не борьба за умы и души паствы, а хозяйственная деятельность, в которой он вполне и преуспевал. А тут вон как повернулось. Приходится быть и благочинным, и пастырем в одном лице — куда деваться. Приходилось, напрягаясь, искать доводы…