Павел Дартс - Крысиная башня-2

Он невесело засмеялся:

— Вот у индусов, с их реинкарнацией душ, и то веселее — хоть баобабом в следующей жизни можно стать, хоть лягушкой, хоть жуком, — но всё ж не пребывать в каком-то загоне, пусть и комфортабельном, который вы «раем» называете… Представляю, какая там толпа собралась за это-то время! И как там скучно. Я бы вот туда б не хотел! — там, может, неприятные мне люди!

Вовчик опять закатил глаза к потолку и с чувством произнёс:

— Староста нашей группы, к примеру! Или декан. Или преподша по бухучёту — терпеть её не мог; но она, вроде как, верующая, пост держала и всё такое — так что все шансы в рай попасть у неё были… или есть, если уже померла, — это скорее всего, она кроме как в бухучёте ни в чём не шарила; такие сейчас не выживают… Нафиг бы мне с ними встречаться опять-то?.. Не…

Он засмеялся.

Отец Андрей с огорчением посмотрел на него:

— Тяжело тебе, Володя, с таким-то взглядом на жизнь!

— Да нет, Андрей Викторович, нормально. Я с собой… как бы это сказать… в равновесии. Тяжело было бы, если бы я себя обманывал, — и при этом то там, то сям «прорехи» в моём миропонимании бы вылазили; и мне бы приходилось заставлять себя о них не думать; или придумывать какие-нибудь для них оправдания… нереальные. Вот тогда бы было тяжело. А так — нормально.

За печкой, притаившись, сидел и прислушивался к разговору Санька. Про него забыли. Печка остывала. «Продукт» давно перестал капать из змеевика; но он не уходил — было интересно. Понимал, что поступает нехорошо, грешно, подслушивая; но, хотя и не понимал половину сказанного, изо всех сил прислушивался и впитывал — Санька был пацаном открытым к новой информации, к новым веяниям…

В комнатке Вовчика Сергей, Толик, и Жексон устраивались спать. Сегодня все трое; хотя их давно уже задействовали и в ночных дежурствах; но сейчас Хорь переделал график, поставив дежурить ночью пусть усиленные, но собранные из менее «важных» бойцов наряды, — приятно было осознавать, что их воспринимают тут как одну из основных «ударных сил»; наверное даже самую основную; уважают; и следят, чтобы они выспались… Мало ли! Как, потягиваясь, сформулировал Толик:

— Вдруг война — а я усталый!

Спали привычно не раздеваясь до белья, — тревога могла подняться в любой момент.

Приятно, и, опять же привычно уже, пахло дымком от печки и смолой от горки парящих возле печки дров. Оружие — рядом, только руку протяни.

Сергей, глядя в закопченный потолок, размышлял, правильно ли он поступил, что отдал в общину «во временное пользование» один из своих ТТшников с парой магазинов… С одной стороны правильно — на один ствол община стала оснащённей; с другой — пистолет жалко! Привык уже с двумя. Ещё наган Зульке подарил… …ну, Зульке ладно — не жалко. И, как бы, в заварухе и одного пистолета с автоматом-то должно хватить… но всё-ж таки… может и не хватить! Жаба душит, да. А, ладно! Потом всё равно заберу! — решил он про себя; и, чтобы не расстраиваться, стал думать, что завтра он обязательно тут вот, на этом вот подкопченном потолке у Вовчика, нарисует просто пальцем тоже морду крыса! — вот смеху будет при очередном Совете! Пусть потолок моют, хы.

Жексон размышлял о вечном. Он уже успел переспать с двумя из девчонок-коммунарок; и по мере сил подбивал клинья ещё к одной; но это всё было не то… Размышляя, он с удивлением и с огорчением сделал вывод, что он, чёрт побери, влюбился. И влюбился совсем неудачно, — в ту, с которой не только не спал, но и, честно говоря, опасался и заговорить лишний раз, не то что по-свойски шлёпнуть по попе или притиснуть в углу. Он влюбился в Адельку.

Опытный в амурных делах, он с огорчением видел все признаки: в её присутствии он терялся; если приходилось говорить, что-то рассказывать, то прежнее красноречие куда-то девалось; плюс ко всему он, считавший себя до сих пор довольно-таки бесстыжим, вернее — безкомплексным парнем, вдруг стал даже как-то стесняться смотреть на неё, в то же время испытывая жгучее желание её почаще видеть… Чёрт побери, если так дальше пойдёт, то и другие девчонки это заметят — если не заметили ещё, женщины такие вещи спинным мозгом чуют, — может получиться неприятно… Ах ты чёрт, угораздило… А она-то, Аделька, как её девки называют — всё больше молчит, и не улыбается, — прямо ангел смерти какой-то, чесслово!.. Не, зная её историю, неудивительно, конечно; наоборот — уважительно очень. Наташка рассказывала — хочет пришить этого, как его… главного там, который её пацана замучил. Достойно, чо. И имя такое — Адель, А-дель. Прямо библейское какое-то. Или чьё? Надо будет у попа потом спросить, только наедине, чтоб не подумали ничо. А этого урода с деревни она, пожалуй, и правда убьёт — верится как-то. По возможности надо будет ей помочь, угу…

Толик с привычной уже злостью думал о том, как они тут глупо и беспросветно завязли; по-идиотски попались… А где-то сейчас его девочка, его Белка; и она думает, что он землю роет в её поисках — надеется на него, как на бога тут все эти шизанутые надеются, — а он тут, как дурак, завяз… и ситуация такая беспросветная — если б хоть один; а тут ещё с этими пацанами; главное — с Серёгой; и не дай бог что с ним случится, бляяяя… скатались, называется, «по надёжной наводке», ага — в натуре, найти бы эту шкуру, что их сюда затащила — порвал бы её как Тузик грелку, но голыми руками! Попадалово, нах; такой косяк, что даже трахнуть никого не хочется — только пришить кого-нибудь; и, желательно, голыми руками…

Он скрипнул зубами.

— Толян, не спишь? — вполголоса окликнул Жексон.

— Уснёшь тут, нах…

— Злишься всё? — по тону понял тот, — Слышь… Толян. Ты вот что насчёт смерти думаешь?

— А чо насчёт неё думать?

— Ну вот, насчёт погибнуть тут — как думаешь? Западло или нет?

— Конечно западло. Нахер про это и думать.

— Что — вообще не думать? Вот японцы, самураи в смысле, Вовчик на днях рассказывал, — у них считалось нормальным не только о смерти думать, но и готовиться к ней. Морально. Даже, говорит, принято было представить, что ты уже умер — типа, этим ты «освежаешь свой ум», и смерти уже не боишься. Чего её бояться, правильно? — если ты уже умер?

— Ну и нахера это? Готовиться?

— Они, типа, не помирать готовились, а старались приучить себя к мысли, что умереть — нормально. Ничего такого в этом особенного нет. А когда ты смерти не боишься, тогда и действуешь быстрее, не зажато. Тогда, что характерно, и шансов остаться живым больше. Как это не парадоксально.

— Парадоксально… нахватались слов. По-моему, нафиг не надо к смерти готовиться, и вообще думать о ней. Надо не о своей смерти думать, а о том, как противника убить! Как мне мой командир говорил: наша, грит, задача не геройски погибнуть, выполнив долг, а чтоб наш противник геройски погиб, выполнив свой долг, хы. Но ничего не добившись. Главное — задачу выполнить. Вот «у них» говорят: «сделай, хоть умри!». А у нас: «умри, но сделай!» То есть у нас и смерть не является оправданием.