Павел Дартс - Крысиная башня-2

— Ну же, Вовчик, соберись! Как там Воланд у Булгакова говорил? — это просто люди, и ничто человеческое им не чуждо. Жадные, глупые, похотливые — но они люди. Глина; что из неё вылепишь — то и будет. Это мы с тобой; да ещё десяток человек на Пригорке — да, мы уже камни. А они — глина, мягкая глина. Из них можно… я уверен, можно ещё что-то сделать.

— Глина или говно?.. — задумчиво сказал Вовчик, — Лепить из глины, которая нейтральна — это одно. Лепить, пачкаясь, из говна — другое… Знаешь, я посмотрел на них, Вовка — брезгую я…

С площадки перед конторой раздались крики ужаса.

Собственно, Владимир сознательно направил толпу посмотреть на останки бывшего Харона, грозы Озерья и окрестностей, — чтобы чётко усвоили серьёзность его слов. Должно, должно было пронять! — его самого, когда он первый раз увидел, не по-детски торкнуло.

Зрелище было достойно трэшевого малобюджетного фильма ужасов, восполняющего сценами садизма недостатки режиссуры и сценария: к утру уже подмёрзшая зловонная жидкость в туалетной яме, и в неё погружены голова и плечи Витьки. Узнать, впрочем, его было легко по его неизменной военной куртке и портупее. Раскинутые в стороны ноги — и обрубленные по середину голени, так, что торчали только обрубки с красным мясом и белыми сколами костей — кто-то ночью или уже под утро таким радикальным образом снял зимние меховые берцы с уже закостеневшего трупа.

Толпа теснилась вокруг; с задних рядов проталкивались посмотреть.

— Ну что, Хорь, пошли, надо продолжать начатый пефоманс! — хлопнул Владимир Вовчика по плечу и полез в кабину. Слонопотам зарычал, и двинулся ближе к конторе, продолжать «митинг».

Вовчик пошёл за ним следом. Что-то привлекло его внимание в стороне — он вгляделся… Кто-то вдалеке, по улице, медленно, опираясь на палку-костыль, ковылял по заснеженной улице по направлению к конторе. Далеко ещё. Интересно, кто это. Идёт со стороны дома бывшего директора лесхоза; его маленький домик совсем на отшибе; у него не дымилась даже труба, и по зенесённому снегом полю к нему не тянулось ни одной тропки следов; и к нему на Слонопотаме они уже не поехали. Ясно было, что там сейчас уже никто не живёт. А сейчас оттуда ковыляла какая-то фигура… Ну ладно, потом разберёмся. Вовчик двинулся к конторе.

— Двигай! — пинком обозначил для пленных направление движения к конторе Толик. Те понуро побрели куда указано. Подталкивая стволом пулемёта в спину крайнего, Толик двинулся следом. За ним шли Крыс с Белкой, о чём-то говоря, периодически разражаясь смешками. Кажется, Серёга наябедничал Элеоноре, что он, Толик, пообещал как бы, или как это назвать… словом, как бы дал слово жениться… Да, ситуация… совсем особая ситуация…

Воистину чудесное появление Белки всерьёз пошатнуло казалось бы твёрдокаменное материалистическое мировоззрение Толика. Не то что он вдруг «уверовал»; но, будучи человеком практическим, и когда вот так вот, предметно… словом, он был в душевном смятении, хотя и не подавал вида.

И от душевного этого смятения даже, как сейчас понимал, упорол утром некоторый косяк! — о котором, впрочем, никто кроме него не знал. Кроме него — и Сталкерши.

Он нашёл её случайно — когда утром отправился помочь перетащить мёрзлый труп хроновского бойца, которого ещё днём они с Серёгой загнали в тупик хода сообщения и замочили — он, Толик, подаренной на день рождения Крысом шикарной, красивой, обклеенной золотистыми медными шариками гранатой-хаттабкой; а Крыс прошил затем из своей поливалки.

Вернее, загнанных в тупик бойцов там днём было двое; ещё точнее — взрослый парень и совсем пацан, про которого девчонки потом сказали, что это его младший брат, Лёнька. Несмотря на то, что и граната сработала штатно; и Серый прошил из ППС обоих; как оказалось — пацан выжил. И обнаружившие его ещё во время боя два неразлей вода гаврика с Пригорка — Андрюшка и Санька, — даже сделали ему перевязку, остановили кровь. Потом, после боя, уже вечером, когда всё закончилось, его в числе других раненых перетащили в лазарет, где Алла в меру сил и опыта делала операции. Увы, как потом оказалось, ранение левой руки было слишком серьёзным; да и жгут, наложенный для остановки кровотечения, слишком долго перекрывал кровоток в конечность — руку пришлось ампутировать… Но пацан, во всяком случае, остался жив — даже и потеряв много крови. Если бы не пацаны, Андрюшка и Санька…

Кстати, они что-то говорили, что это именно они хлопнули из валявшегося там же автомата самого Гришку! — но им никто не верил, — привирают пацаны; хотя молодцы, конечно. Про Гришку — сочиняют, конечно. Толик тоже не верил — видел он этот автомат, разбитый взрывом и разобранный; непонятно как из такого можно было стрелять — хотя Андрюшка доказывал со слезами на глазах! А Санька отмалчивался.

Вовчик так ещё и не решил — выносить ли им взыскание за бегство из-под замка, где их по сути оставили охранять малышей; или поощрить за помощь на поле боя: наравне с остальными общинниками, пацаны, вооружившись трофейными автоматами, принимали участие в отражении атаки непосредственно возле церкви.

Сталкершу он нашёл неподалеку, в окопе — раньше её там не было, приползла откуда-то — у неё была прострелена икра левой ноги.

Тоже своего рода чудо — как он сдержался и не засадил очередь; хотя было плохо видно по утреннему времени; и он увидел, что человек во вражеском комке, не как у них, на Пригорке одетый; и двигается. Решил, что раз чудеса пошли косяком — сначала у Крыса с патронами к ТТ, потому него с Белкой, — надо и с этим учудить — взять для разнообразия живым. А это оказалась она! — Ольга «Сталкерша»; с которой познакомились во время вояжа с Олегом на окраину города. Где ещё чуть не перестреляли друг друга; но потом, освоившись, познакомились и ночевали у неё. Олег ещё даже, кажись, и проникся к ней; даже, кажется, какие-то планы строил… а она вдруг тут, за хер знает сколько километров от Мувска, в окопе возле затерянной в глуши деревни, среди врагов! Чудны дела твои, Господи!

Вспомнив сейчас об этом утреннем происшествии, он уже как-то привычно и непроизвольно перекрестился. Нельзя сказать, чтобы это было для него внове — он не соврал Сергею, когда сказал ему, что крещёный; и даже крестик носил — но если «по жизни» когда-нибудь и крестился — то не всерьёз, без веры, больше для стёба. А тут события последних суток в нём что-то изменили…

Поговорили с ней… Нет, не «по душам» — обстановка не располагала. Так…

«— Как ты здесь?»

«— Да вот так сложилось. А ты?»

«— Вот и у меня так сложилось»

«— И Олег здесь?»

«— Нет, Олег в Мувске. Мы тут с его сыном».

Ну и дальше — что делать, мол, будем?