Павел Дартс - Крысиная башня-2

Лицо его было донельзя измождено; глаза запали, вернее — один глаз; потому что другой скрывала повязанная наискосок тряпка. Сквозь тонкую кожу щёк, казалось, проступали зубы; чёрная короста на губах; длинная щетина или короткая бородка, неровно остриженная, видимо, ножницами.

Он шёл медленно; очевидно, что каждый шаг вызывал у него боль; лицо его кривилось. Кто это?? Откуда он взялся?..

— Это же Илья Лагутин! — произнёс кто-то в толпе, узнавая, — Которого Витька Хронов убил!

Толпа ахнула и шарахнулась в стороны. Старухи торопливо закрестились.

Вовчик сначала не понял; потом до него дошло: это был тот самый Илья Лагутин, который сначала был в хроновской дружине; и, обладая несомненно лидерскими качествами, в чём-то, очевидно, с Витькой и конфликтовал. За что тот его и посадил «в карцер», то есть в подпол, под замок.

Потом, когда случилось нападение «чёрных»; а дружина, которая и была создана именно для того, чтобы отражать такие вот нападения, и не подумала вмешаться — Илья, каким-то образом выбравшийся из-под замка, уже на Пригорке возле церкви подрался с Хроновым. И, как и следовало ожидать, прилично набил ему морду. Прямо при всех.

А затем… — опять же, как и следовало ожидать! — ночью Витька пришёл к его дому «посчитаться». Вызвал его на улицу. И, вместо «честной драки», на которую, возможно, рассчитывал Илья, выстрелил ему в лицо из травматического пистолета.

Илья после этого впал в кому; а Хронову, к тому времени уже нагло и беззастенчиво подгрёбшему под себя всю «силовую» компоненту власти в Озерье, никто и слова не рискнул сказать. Напротив — с семьёй Лагутиных стали обращаться как со скотами, — в первую очередь семья же одного из приближённых Хронова, Дени-Волка, которые были у Лагутиных «на подселении».

Потом, со временем, Илья стал поправляться. Во всяком случае стал приходить в сознание; и даже пытался вставать… Подлый Витька, всего скорее, решил, тем не менее, «довести дело до конца»; и, когда Никоновский отряд вошёл в Озерье — договорился, видимо, на «тотальную зачистку всех недовольных».

Это было ещё то зверство! — беспомощного Илью вытащили из постели, из дома; и, избив ногами, привязав за ноги к машине, потащили через деревню, к дому бывшего директора лесхоза, Петра Ивановича Степанова, к которому у Хронова тоже были счёты. Как и у старосты, кстати, который считал, что авторитет старого, удалившегося от дел ветерана, вредит его личному авторитету.

Петра Ивановича застрелили на пороге его дома; а Илью просто бросили, посчитав, что он точно уже мёртвый…

В общем-то на 90 % так и было. Но вмешалась случайность. Невестка старика «выкупила» за золотые серёжки «право» похоронить его сама. Никто не спорил — кому охота возиться с трупами? Велели за одно закопать «где-нибудь в огороде» и Илью…

А он выжил!

Здоровый организм парня чудесным образом вынес такое, от чего любой другой бы давно перестал сопротивляться. Он лишился глаза; у него была в двух местах сломана нога и несколько рёбер; он получил жестокую пневмонию, — и, несмотря ни на что; несмотря даже на то, что лечить его было, собственно, нечем, — он выжил.

Семья Степановых ютилась в маленьком домике старика на отшибе деревни; и к ним никого не подселяли — неудобно, далеко от деревни. Про них, по сути забыли. Они же по мере сил выхаживали Илью; боясь сказать что он жив даже общинским. Если бы Витька узнал, что его враг ещё дышит — без сомнения, теперь он убил бы всю семью. И они скрывали… Изредка только, пересекаясь с общинскими на базарчике, невестка Петра Ивановича просила то или иное лекарство — якобы для дочери. Ей помогали. Они знали, как переживает Адель — но пришедший в себя Илья просил не говорить ей, что он жив. Он не рассчитывал реально долго протянуть; и, любя девушку всем сердцем, не хотел, чтобы она потеряла его второй раз. Немаловажным; а пожалуй что и основным доводом было то, что он считал, что такой — еле живой, с трудом двигающийся, хромой, с выбитым глазом, — даже если выживет он будет для неё только обузой.

Он не хотел быть обузой. Единственно, что он хотел — это набраться сил, и однажды ночью пробравшись в деревню, к казарме, подстеречь и собственными руками задушить Хронова, собственными зубами загрызть его насмерть!

Но для этого нужны были силы. Сил было мало, — в первую очередь потому, что хроновские «бойцы» подчистую ограбили все кладовые старика; а «пайка» из «общего» амбара им, естественно, «не полагалось». Питались они тем, что удавалось найти под снегом в огороде. В основном мёрзлой картошкой. Оставалось надеяться дотянуть как-нибудь до весны, когда в лесу пойдёт зелень; и тогда, как-нибудь набравшись сил, осуществить задуманное.

Потом был Новый Год. Потом — прибытие Гришкиного отряда с бронетехникой и бензовозом «для окончательного решения вопроса общины».

Не вышло, не срослось! — в результате вылазки «диверсионная группа» в составе Вадима и Вовчика уничтожила всю вражескую бронетехнику подчистую; и, благодаря удачному стечению обстоятельств, а именно — прибытию отряда «крыс» из «Башни», вернулась на Пригорок без потерь и с трофеями.

А дальше… ну, что дальше.

Осада Пригорка; когда на рытьё окопов были мобилизованы все деревенские, и, в первую очередь, «штрафники». Семья бывшего директора лесхоза, естественно, считалась крайне неблагонадёжной; и, если для остальных деревенских была ещё какая-то «ротация», когда можно было сутки-двое побыть дома, в тепле; чуть-чуть подкормиться домашними запасами — для них этого не было вообще… Никто из них не вернулся. Он, Илья, остался в доме один с их дочкой. Старались не разводить днём огонь, чтобы не выдать себя. Питались всё тем же — что Илье удавалось найти в огороде. В последнее время — мёрзлыми капустными листьями…

Вовчик вопросительно взглянул на деревенских. Все опускали глаза.

— Там они все… Сначала, значит, Олька; потом Никита… Хронов сильно на них зол был; не давал отдыху… ну и уморил… Там, в яме и лежат… Там вообще человек десять… — неохотно рассказал кто-то, — Хронов велел на кладбище не таскать…

— Вон вить он, Хронов-та! — указывая пальцем, произнесла старуха.

Все как по команде посмотрели на остатки туалета на краю площадки; из которых торчали красные обрубки ног Витьки. Илья скрипнул зубами: «- Не успел…»

— Аделька, видать, успела! — услужливо подсказал кто-то.

— Адель?.. Она… здесь? — зашарил по толпе единственным глазом Илья. Кто-то всхлипнул; кто-то шмыгнул носом.

Вовчик не успел сказать — несколько пацанов и девчонок с криком «- Я, я!.. Нет, я! — я сейчас скажу!!» — понеслись по улице к дому старосты. Наступило молчание. Несмотря на рассказ, многие до сих пор смотрели на Илью как на восставшего из могилы покойника.