Павел Дартс - Крысиная башня-2

С ужасом и тоской смотрел на него и Бабах…

Порыкивая двигателем, шаря в сумерках перед собой шпагами света фар, Слонопотам неторопливо возвращался на Пригорок.

Откинув бронещиток с ветрового стекла, молча всматривался в дорогу Владимир. За вчера и сегодня случилось столько, что хватило бы на полжизни, — если проживать жизнь в обычном, неспешном ритме. Всё, что произошло, ещё нужно было осмыслить; не раз и не два вспомнить, снова пережить, — и только тогда оно потеряет остроту, уйдёт в жизненный опыт, в «долговременную память». В понимание, что «в жизни бывает и так».

Он молчал. Рядом молчал и друг Вовчик, сидя рядом с Катериной. Каждый «молчал о своём». О чём думала Катя понять было нельзя; вот только она часто посматривала на тускло освещённое огоньками приборной панели задумчивое лицо Вовчика.

Владимир же думал, как там, на Пригорке, оставленный на попечение Отца Андрея Женька «Диллинжер». Он реально опасался за него, — увидев мёртвую Алёнку, он, казалось, сошёл с ума. Это была не показуха, он действительно был вне себя. Он, Владимир, и не ожидал, что пацан испытывает такие чувства к своей «боевой подруге». Ну, знал, что он ревнует его к ней; но всё это было как-то… Собственно, потому и не взяли его в эту «экспедицию в деревню». Женька легко мог, и даже обязательно, наломал бы дров… Вместо этого, посовещавшись, решили, что его по возможности нагрузят в общине тяжёлой физической работой. Выход горю нужно было дать; и лучший выход — физическая усталость. Нужно было таскать воду, рубить дрова. Главное — нужно было копать могилы.

Хотя всех «чужих», как и сказал Вовчик в деревне, решили закопать в окопах; «своих» решили похоронить даже не на общем, Озёрском кладбище, а возле стены церкви. В одной, пусть братской, общей, но именно могиле; а не в окопах и стрелковых ячейках, как «дружинников» и «отрядовцев». Вот на эту тяжёлую работу и отрядили в том числе и Женьку. Как он там?..

И как Наташа? Как Гузель?.. Вот тоже вопрос… что делать…

Вовчик думал, что максимум через несколько дней «тройка из Мувска» — Толик, Крыс и Бабах, — конечно же, уйдут. Было бы хорошо оставить у себя такую спаянную умелую команду бойцов — но где там!.. Даже Бабах, скорее всего, не останется, хотя он не с «Башни», — у него какие-то обязательства в своей «общине». Очень возможно, и даже наверняка, что вернётся в Оршанск и друг Вовка «с командой»… Что после этого с «боевым составом» на Пригорке станет очень не густо! — и хотя основной «вызов» общине ликвидирован, возможно всякое… нужно наращивать силы! Для этого нужен личный состав… Не старики и старухи, а бойцы.

С бойцами сложно… Бойцами не рождаются; бойцов нужно растить, воспитывать!.. Нет, не стану строго наказывать Андрюшку и Саньку! решил он — хотя они и сосвоевольничали, но это действительно смена! Из них, как раз, бойцы и получатся; особенно из Андрюшки. Надо будет их больше задействовать именно в «военных» мероприятиях… Опять же, недостаток личного состава можно теперь компенсировать оружием и техникой! Шесть пулемётов с достаточным боезапасом, переданные Владимиром общине, несомненно, очень укрепят обороноспособность! Как и гранатомёты. Как и два ящика новеньких, в масле, автоматов, — не считая трофейного оружия. Надо восстановить перевёрнутую машину отрядовцев. Надо восстановить хотя бы один из БМП — чтобы был на ходу и с вооружением; благо что и топливо Вовка привёз. Тогда можно будет на обозримом временном отрезке чувствовать себя уверенно… Но люди, люди, «личный состав»!.. Надо будет приглядеться к тем, кто захочет остаться в Озерье и при общине в качестве «кандидатов». Из них можно будет набирать будущих солдат…

В кунге мерно покачивало; под убаюкивающее подвывание двигателя и мягкое тепло от топящейся в углу печки хотелось дремать.

Но дремал только Крыс, привалившись к борту, и обхватив обеими руками трофейный Калашников, сегодня так и не выпустивший сегодня ни одной пули. Свой ППС он оставил на пригорке, — патронов мало; да и, правильно говорил Толян — для каждой задачи свой инструмент.

Толик и Белка остались охранять продукты в доме старосты — если раньше тот мог оставить дом вообще без присмотра, и никто бы и не подумал даже подойти к калитке без острой необходимости — страх перед тем, кто назвался Борисом Андреевичем был слишком велик, — то сейчас, можно было не сомневаться, ночью вынесли бы всё! — и отрубленные вместе с ногами берцы Хронова тому порука. Конечно, надо было сторожить! — хотя теперь в дом вернулась и Галина с девочками. Она занялась хозяйством; ну а Толик с Белкой… ну что ж, в том числе, и поохраняют. В том числе… Пулемёт, гранаты, два автомата; вдоволь патронов — нормально.

Толик вообще ничерта не боялся; но вот когда бывшая «жена» Артиста пока ещё только мельком и коротко рассказала, что за человек был тот, кто назвался Борисом Андреевичем; и кого она знала как Артиста; какие дела творились в его доме; и сколько тел, неглубоко закопанных; или вообще, просто пока что зарытых в снег, лежит на задах их огорода, — Крыс подумал, что он бы один там бы на ночь нипочём не остался! Впрочем, если б с Зулькой — то можно б…

Возле печки сидел, ссутулившись, Илья; а сидевшая рядом Адель, для которой случившееся воистину было, наверное тем же, что для первых христиан было воскрешение Христа, сидела рядом, одной рукой обнимая его за плечи; другой гладя его по плечам, по лицу — и что-то тихо-тихо и безостановочно шептала ему. Рядом сидела Лика, и думала о чём-то своём, далёком. К ней прижалась худенькая девочка, по сути спасённая Ильёй — всё, что осталось от семьи Степановых.

На полу, возле правой лавки лежал большой свёрток из одеял, из которого торчали берцы — тело невезучего студента Матюшкина, тоже, кстати, Ильи… Когда его «упаковывали», прежде такая испуганная тётка вдруг начала кричать, что «вот это одеяло моё; это не ихнее, не можите брать!.». и прочую чушь. Что «одеялов на вас не напасёшься»! Идиотка. Пришлось даже пригрозить ей пистолетом. Тело застреленного бойца и труп Хронова решили не тащить к Пригорку — вот и будет первая задача тем, кто претендует на ежедневный суп, — выкопать где-нибудь на задах огородов яму и закопать там и этого бойца, и Хронова, и всех тех, кто до сих пор под снегом мёрзлой грудой лежал возле конторы.

Бабах сидел слева у самого выхода; где немного дуло и сильно подбрасывало на кочках. Думал, что вот, всё не то и не так… Когда залазили в машину, Адель, на секунду оказавшись с ним рядом, только и сказала:

«— Прости».

А что тут ещё скажешь? Неужели он будет требовать «Ты обещала!.». Или капать ей на мозг «- Ты что делаешь; он ведь полный инвалид; ты с ним только горя хлебнёшь! — поехали со мной!.».