Александр Золотько - Под грязью пустота

Выстрел сзади прозвучал неожиданно. Пуля попала в основание черепа, и Краб умер мгновенно. Почти мгновенно. Тело его упало возле самой двери. Перед самой смертью, за долю секунды Краб успел с сожалением подумать, что не успел.

Не успел. Жаль.

– Гаврилин! – прокричал Краб.

Совсем рядом. Выстрелы прекратились. Были слышны только шаги. Хрустело вылетевшее стекло.

Но это не волновало Гаврилина. Только одно – где блокнот. Просто взять блокнот в руки. Это Крабу может казаться, что все получилось. Все получилось у Наблюдателя.

Есть. Гаврилин нащупал жесткий прямоугольник под тканью. Нашел… Все нормально… Теперь все будет нормально. Все…

Выстрел. Совсем близко. Возле самой двери. Выстрел и что-то тяжело упало на пол. Гаврилин замер. Посмотрел на дверь.

В дверь постучали.

– Да.

Гаврилин быстро сунул блокнот в карман.

На пороге стоял Николай из группы Хорунжего.

– У вас все нормально? – спросил он.

– Да. А что…

– Тут вот один…

В коридоре послышались голоса, шум шагов. Николай кивнул Гаврилину и вышел из палаты.

Гаврилин не торопясь двинулся следом. Ему некуда спешить. Все уже произошло. Гаврилин погладил в кармане блокнот. Все произошло.

Кричала женщина. Кажется, Надя.

Какие-то люди суетились в коридоре, кто-то отдавал распоряжения. Стон. Крик боли.

Гаврилин остановился возле тела Краба. Кто-то перевернул его на спину. Лицо уцелело. И выражение обиды и удивления тоже уцелело на нем.

В палате зазвонил телефон.

Гаврилин еще раз посмотрел в лицо Краба. Нужно радоваться. Испытывать чувство удовлетворения. Все получилось. Как он и хотел. Как и планировал Гаврилин. Нужно радоваться – и ничего. Ни-че-го.

Снова телефон.

Сейчас, сказал Гаврилин, сейчас.

Наверное, Хорунжий.

– Надо-же, – сказал кому-то Николай, – первое дежурство – и такая пальба.

– Не повезло, – согласился кто-то.

– Крышей поехал? – удивился другой, – не повезло. Считай, что самый везучий человек. Знаешь, кого пришил?

– А кого?

– Краба.

Краба, подумал Гаврилин. Пришил Краба. Только это вопрос, кто его пришил, Николай, везучий охранник, или Александр Гаврилин.

Телефон.

– Да, – сказал Гаврилин.

– Поздравляю, – сказал Григорий Николаевич.

– Спасибо. – Гаврилина уже не было сил ни ругаться, ни удивляться.

– Я рад, что у вас все получилось.

– Не знаю…

– Отдыхайте пока, Саша. У вас был тяжелый период.

– Наш разговор…

– Я знаю.

– Он остается в силе!

– Я знаю.

– Но…

– Вы еще не поняли? Мне все равно, что вас на это толкает. Все равно, что заставляет вас делать это. Просто вы не сможете не делать этого. Вы ведь тоже это поняли. Правда?

Гаврилин молчал.

– Поняли. Я это тоже понял в свое время. И еще у вас возникло желание воспользоваться доставшейся силой. Оно не могло не возникнуть. Не бойтесь этого желания.

– Знаете…

– Вы все правильно говорили в парке. И я говорил все правильно. Вы теперь часть силы. Вы теперь носитель этой силы. Она безлика. Но она – сила. И теперь и от вас в том числе будет зависеть, как ее использовать.

– Мне…

– Не торопитесь. Все мы проходим через это. И делаем свой выбор. Нам пока ненужно встречаться. Постараемся избегать лишних эмоций. Я вас не буду дергать. Если понадобится – немедленно звоните. И последнее.

– Я слушаю, – устало сказал Гаврилин.

– В качестве мести. То, что я вам сказал о силе – правда. Но это еще и та ниточка, за которую я смогу дергать, чтобы управлять вами. Если не я, то кто-нибудь другой. Высокие помыслы и благие намеренья, чем это хуже, чем это хуже повиновения и жажды жизни. Всегда остается что-то недосказанным. Всегда. А пока – отдыхайте.

Гаврилин почувствовал, как предательски дергается щека. Дрожат губы.

Он знал это. Он знал. Чувствовал. Предвидел. Он не мог не понимать этого. Самая страшная ловушка – ты сам. Ты сам.

В дверь снова постучали.

– Войдите.

Хозяин. Раненько ему пришлось встать. Или он не ложился? Гаврилин невесело улыбнулся, конечно, не ложился. Он ведь сам…

– Спасибо за предупреждение, – сказал Хозяин не здороваясь.

– Не за что.

– Действительно, – сказал Хозяин, – не за что. Чего тут такого – просто жизнь. Надоевшая затянувшаяся жизнь. Но все равно – спасибо.

Хозяин стоял возле кровати. За спиной у него маячил Клоун.

– Здравствуй, Никита, – сказал Гаврилин.

– Привет, – ответил Клоун.

– Снова ко мне в соседи? – спросил Гаврилин.

– Да нет, много работы.

Хозяин посмотрел на часы:

– Встреча сегодня будет веселая.

– Как и планировалось, – сказал Гаврилин.

– Как и планировалось, – подтвердил Хозяин, – Краб хотел убрать тебя, потому что…

– Потому что я сорвал его планы с Солдатом. Все будут довольны. Одновременно решилась эта загадка, избавились от предателя…

– И приобрели надежную крышу от подобных неприятностей в будущем. Тебя как представить людям?

– Людям? – Гаврилин усмехнулся. – Наблюдателем представьте. Просто Наблюдателем.

– Наблюдателем… Хорошо, – согласился Хозяин. – Лечись, пока.

Гаврилин промолчал.

– А твой этот, Григорий Николаевич…

– Он вам больше звонить не будет, я с ним эту проблему уже решил.

– Вот и славно. – Хозяин осторожно поставил на пол «дипломат», который держал до этого в руке. – До встречи. Если что будет нужно – звони. За мной долг.

Гаврилин пожал протянутую руку. Пожал.

– Отдыхай, – сказал Хозяин и пошел к двери, – Кстати, если что, можешь обращаться через Никиту.

– С повышением тебя, – сказал Гаврилин.

– Спасибо, – кивнул Никита и посторонился, чтобы пропустить Хозяина.

– Вы портфельчик забыли, – Гаврилин указал пальцем на «дипломат» возле кровати.

– Я никогда ничего не забываю, – сказал Хозяин. – Я все помню. Я помню, как ты мне пообещал разобраться с Крабом. И помню, как сказал, что приду к тебе за крышей. Я помню. И правила я тоже помню, сам их устанавливал. За крышу нужно платить. Вот я и плачу. Как положено. Десять процентов от моих. Ежемесячно. Если покажется мало, назовешь свою цену. Пока.

Хозяин вышел. Клоун пожал плечами, кивнул Гаврилину и тоже вышел, аккуратно прикрыв дверь.

Гаврилин поднял «дипломат». Положил его перед собой. Голова кружилась. Гаврилин провел рукой по крышке «дипломата».

Кто победил? Он? Григорий Николаевич? Сила? Кто?

Как теперь жить? Как там он сказал Хорунжему? Вместе барахтаться в дерьме.

До самой смерти. И цепляться за жизнь. И хотеть делать добро. И нести смерть. И надеяться, что совершаешь что-то значимое, что делаешь из этого кошмара хоть что-то хорошее.

Сила безлика. Она не хорошая и не плохая. Она Сила. И он может… У него есть соблазн… Он хочет…