Наталья Корнилова - Одна против всех

— Почему вы так странно сидите? — спросил он, сосредоточенно глядя на дорогу, где мелькали юркие и наглые машины. — Разве вам так удобно — держать руки за спиной?

— Привычка, — небрежно бросила я, пожав плечами. — Никак не могу избавиться.

— Такое ощущение, что на вас наручники надеты. — Он усмехнулся и внимательно посмотрел на меня в зеркало.

— Если бы, — вздохнула я, чувствуя, как краснею от его взгляда, — а то ведь сама себя мучаю. А вы куда сейчас направляетесь?

— По делам. А потом в сторону Октябрьской. А вам куда нужно?

— Мне бы на Сретенку. Может, сделаете кружочек?

— Может, и сделаю, мы и так с вами покружили… Только сначала заскочу на минуту в одно место. Вы не против? Это по дороге, не волнуйтесь.

— Да ради Бога, — милостиво разрешила я, — только меня подвезите.

Он вытащил из кармана пачку «Парламента» и протянул мне.

— Курите?

Я дернулась, стремясь взять вожделенную сигарету, но наручники не позволили.

— Нет, я не курю, — соврала я, перебарывая сильнейшее желание вытащить сигарету из пачки зубами.

— Ну-ну, — усмехнулся он и снова бросил внимательный взгляд на мои руки, — как знаете.

Он закурил, а я едва не забилась в истерике от головокружительного запаха хорошего табака. Если бы не его вежливая улыбка и искреннее тепло в глазах, я бы решила, что он издевается надо мной, этот респектабельный мужчина, похожий на сотрудника иностранного посольства.

— Вас как зовут? — спросил он. — А то неудобно как-то общаться…

— Мария.

— Очень приятно. Я Радомир.

— Как?

— Радомир, — улыбнулся он. — Тот, который мир радует.

— Красивое имя.

— Не жалуюсь. Вы тоже красивая.

Я посмотрела на свой вывалянный в пыли во время ареста джинсовый костюм и вздохнула:

— Куда уж там красавица…

— А где вы так испачкались?

— Не поверите, но пришлось ночевать в подвале — ключи от квартиры потеряла.

— У меня тоже однажды такое было. Только я заночевал у знакомого… — Он свернул на какую-то незнакомую мне пустынную улицу, и я успела заметить на доме табличку с названием — Нижние поля.

— По-моему, мы отдаляемся от центра, — предположила я.

— Да, теперь мы едем в Капотню — я же говорил, мне по делу заехать нужно. Это буквально на пару минут, а потом сразу обратно.

— Конечно, конечно, я не тороплюсь…

Дальше мы ехали молча. Радомир быстро гнал машину по каким-то безлюдным переулкам, вдоль глухих заборов и предприятий, пока мы не въехали в Капотню. Оставив позади нефтеперерабатывающий завод, мы проехали за Окружную и оказались в квартале, застроенном частными домами. Я сидела, проклиная все на свете и сгорая от нетерпения, но деваться было некуда, приходилось мириться с неизбежными издержками, чтобы хоть как-нибудь попасть в офис, под спасительное крылышко своего замечательного босса. Как ни крути, а добираться пешком через весь город с наручниками за спиной мне не очень хотелось. А тут шикарная машина с практически бесшумным двигателем, тихая легкая музыка, льющаяся из динамиков, приятная прохлада от кондиционера и вполне симпатичный, располагающий к доверию мужчина рядом — чем не прелесть?

Он остановился у громадного кирпичного особняка, выстроенного в стиле европейских замков, и заглушил мотор.

— Вы подождете здесь или зайдете? — спросил он, обнажив в улыбке ослепительно белые зубы.

— Подожду, пожалуй, — очаровательно улыбнулась я в ответ. — Надеюсь, вы не очень долго?

— Ну что вы…

Выйдя из машины, он скрылся за калиткой высокого забора, окрашенного в серый цвет, а я стала осматриваться. Видимо, это был квартал для богатых, потому что по соседству стояли такие же или чуть поменьше богатые частные дома, возвышающиеся над глухими заборами. Все здесь было чисто и ухожено, дорога выглядела совсем новой, тротуары выложены бутовым камнем, фонарные столбы напоминали столбы на Старом Арбате, только народу, в отличие от него, здесь было меньше, если не сказать, что вокруг не было вообще ни единой живой души, словно все вымерли. Или покинули эти обжитые места по какой-то неведомой причине. Запястья мои, натертые железными браслетами, ужасно саднили, суставы затекли, и я готова была отдать половину своей никчемной жизни, только бы кто-нибудь освободил меня от проклятых наручников. И какой изверг, интересно, изобрел это адское приспособление? С удовольствием встретилась бы с ним и посмотрела в его бессовестные глаза. А потом переломала бы все ребра…

Калитка открылась, и появился Радомир с пакетом в руке. Улыбка на его лица была все такой же вежливой и даже чуть виноватой. Он помахал мне рукой и нырнул в салон.

— Ну вот и все, а вы переживали.

Он положил пакет на колени.

— Что-то вы быстро. Ну что, поехали?

— Да, сейчас поедем.

Он сунул в пакет руку.

— Извини, киска, но ты сама напросилась.

В следующее мгновение в его руке появилась белая тряпка, по-моему, марля — я не успела как следует рассмотреть — глаза превратились в две узкие злые щелочки, улыбка стала хищной, он быстро приложил пахнущую хлороформом тряпку к моему лицу, и последнее, что я услышала, был его, вдруг ставший противным, голос:

— Не дергайся, киска, не дергайся, родная… Вот и славненько…

Мысль о том, что я попала из огня да в полымя, пришла ко мне с первыми проблесками сознания. Причем еще неизвестно, что было хуже: остаться в милиции и сесть в камеру предварительного заключения Бутырки, ужасы о которой постоянно расписывали в газетах, или же оказаться распятой на чужой кровати в совершенно обнаженном виде — а именно такой я себя увидела в зеркальном потолке, когда очнулась. Кровать была просто огромной, почти на всю комнату, по краям струились шелковые ткани балдахина, вокруг разбросаны атласные подушечки, а у стены с сигаретой в зубах стоял мой спаситель, или душегуб, Радомир и смотрел на меня. Руки и ноги мои были привязаны по отдельности тонкими блестящими цепочками, уходящими куда-то за края кровати, а голова покоилась на подушках. Первым делом, как это всегда бывает после хлороформа, я невольно зевнула, а затем, превозмогая головную боль, спросила:

— Какого черта?

— О, мы уже проснулись, — улыбнулся он так же мило, как и прежде. — Я уж было решил, что напрасно тратил силы, затаскивая вас сюда.

— Послушай, дядя, мне не нравятся эти шуточки. — Я посмотрела на цепи, а потом перевела взгляд на него. — Чего ты хочешь, скотина?

— Ну вот, так я и знал, — опечалился ублюдок и затушил сигарету в пепельнице. — Почему вы все такие грубые? С вами по-хорошему, а вы сразу в бутылку лезете…

— Ты маньяк, — догадалась я. — Грязный и похотливый маньяк-самоучка.

— Ты не права, — мягко возразил он, присаживаясь на край кровати. — Я не маньяк, а вполне нормальный человек. Только очень одинокий…