Валерий Барбашов - Крестная мать - 2

— До свидания, красавица! — Саламбек слегка приобнял Люсю. — И до скорого, а? И снова у нас, а?

Люся дернула пухлыми голыми плечами (жарко было по-прежнему, и она ходила в открытом платье), засмеялась, но ничего не сказала. Смущал ее этот парень, Залимхан: говорил с нею только по делу, никак не дал понять, что она интересует его как женщина, что нравится ему. Жаль! Красивый парень!

В Степянке Люся попала на похороны того самого летчика, которого сбили под Сержень-Юртом.

Привезли его в городок накануне в цинковом запаянном гробу, ибо чеченская тепловая ракета «стингер» сделала свое разрушительное дело безжалостно и до конца: от штурмовика Су-25 и его пилота, старшего лейтенанта ВВС России Игоря Студеникина, мало что осталось. Останки и положили в железный этот ящик, и прибыл в Степянку страшный «груз-200» — на горе и страдания его жене, Марине, и двум маленьким дочерям, старшая только этой осенью собиралась идти в школу, младшая — в детский сад.

Все это Вобликовой рассказывала в гостинице заплаканная Тамара Витальевна Красильникова, администратор. И Игоря, и Марину Студеникиных она, разумеется, знала хорошо, Игорь был в эскадрилье ее мужа, Юрия, они дружили семьями, отмечали иногда праздники вместе, а мужчины увлекались рыбалкой — недалеко здесь есть отличные рыбные озера, хорошая была прибавка к столу…

Люся слушала, записывала, что ей рассказывала Тамара Витальевна, и сама плакала. Жалко было и незнакомого ей летчика Игоря Студеникина, и его жену, и маленьких девочек — как им, в самом деле, теперь без отца?.. Она сразу же согласилась пойти на похороны, назначенные на сегодня. Сказала, что обязательно напишет в своей газете о мужестве погибшего летчика, о том, что он выполнил свой воинский долг перед Родиной. Но главное, о чем бы ей хотелось написать, так это о бессмысленности, ненужности этой войны, где погибают молодые здоровые мужчины, мирные жители… Ведь послушайте, Тамара Витальевна, дорогая! Сегодня сбили Игоря Студеникина, завтра могут сбить вашего мужа, не так ли? А зачем это? Ради чего война в Чечне? Это же не защита Отечества, верно?

— Но… они же военные, летчики, — слабо возражала Тамара Витальевна, хлюпая носом. — Им приказали. Весь полк поднялся и улетел. Как не полететь? Служба. Мы это понимаем. Остались тут несколько офицеров да мы, жены… детишки наши… О-о-ох, горе-то какое у Марины-ы, Господи-и-и!..

— Вот и не нужно, чтобы это горе пришло в каждый наш дом, — говорила Люся. — У меня предложение… Это, можно сказать, задание от газеты: давайте напишем Обращение к президенту России и опубликуем его на наших страницах. Прямо к Ельцину Обращение, Тамара Витальевна! Пусть его ваши женщины подпишут.

— Да я и не знаю, Люсенька, что вам сказать… — Тамара Витальевна вытерла глаза, спрятала платочек в карман служебного халата. — Что это даст? Будет ли Ельцин его читать?

— Даст, Тамара Витальевна! Нельзя молчать. Народ должен высказывать свое мнение о политике и о том, что у нас в стране происходит. Зачем молчать? Сегодня Игоря привезли, завтра еще кого-нибудь. Надо всем нам протестовать против этой войны. Это же второй Афганистан, как вы этого не понимаете?! У вас дети есть, Тамара Витальевна?

— Есть, конечно, — вздохнула вконец расстроенная женщина. — Сыночек у нас с Юрием, Ромочка. В третий класс ходит. Отличник, папа на него не нарадуется.

— Вот и пусть радуется всю жизнь! — тут же подхватила Люся. — И другие отцы тоже. А мы, женщины, должны восстать против войны. Я, собственно, не оригинальна в этой идее, Тамара Витальевна. Активисток у нас в стране много уже, вы о них знаете. «Солдатские матери», в Госдуме фракция «Женщины России» — все они против войны выступают… Женщины-матери не сидят сложа руки. И мы с вами не должны сидеть. Мы тоже можем сами себе большую пользу принести. Главное — не молчать, действовать. Как Лисистрата хотя бы.

— Это… кто, простите? — несмело спросила Тамара Витальевна. Они сидели в холле гостиницы друг против друга в глубоких потертых креслах, говорили уже минут сорок. Было раннее солнечное утро, день снова обещал быть жарким, безветренным — душно стало с самого утра. Хорошо, что над головой вращал лопастями и давал прохладу большой вентилятор, охлаждал их разгоряченные лица.

— Лисистрата?! — удивилась Люся и хотела было деликатно упрекнуть жену офицера: ну как же вы не знаете эту замечательную женщину?! Но вовремя спохватилась, кратко рассказала Красильниковой забавную, но полную антивоенного смысла историю бунта женщин в Древней Греции.

— Ну, это когда было! — улыбнулась Тамара Витальевна и глянула на часы. — И таким способом, как Лисистрата, наверное, наших мужчин не заставишь бросить оружие… Жизнь другая.

— Жизнь другая, да, но суть одна: хватит воевать! — горячилась Люся. — Вот я и предлагаю вам: давайте напишем Обращение. Текст его я заготовила. Я же сюда не просто так ехала… — Она протянула Красильниковой листок. Та внимательно прочитала, снова вздохнула:

— Ой, не знаю, Люсенька. Будет ли с этого какой прок? Но давайте попробуем, конечно. Сколько можно молчать… А что от меня-то требуется?

— Вы назовите мне фамилии женщин, мужья которых воюют в Чечне, я или мы с вами вдвоем соберем их подписи… Вы первая, так? Подпишетесь?

— Конечно.

— Ну так давайте с вас и начнем.

Красильникова старательно, как школьница, вывела свою фамилию под текстом Обращения, приписала еще: «Жена командира эскадрильи, капитана ВВС России».

— А сколько всего у вас летчиков? — спросила Люся.

— Ну… улетели все три эскадрильи, значит, тридцать шесть. Да штабные, экипажи транспортных самолетов… техники… Там много людей, Люсенька, я точно и не знаю, сколько.

— Ну, транспортников мы трогать не будем, пусть будут только боевые летчики, — говорила Люся, слабо, конечно, представляя себе структуру авиационного полка. Но ей хотелось, чтобы Обращение к президенту России подписали прежде всего жены боевых летчиков, к ним быстрее прислушаются — ведь эти летчики гибнут в первую очередь, это их сбивают в небе Чечни! И сколько уже машин упало на ее горы и леса? Три? Пять? Восемь?

Тамара Витальевна, вспоминая, диктовала Люсе фамилии жен летчиков, их адреса (кого помнила), а Вобликова все это аккуратно записывала. Когда список перевалил за тридцать человек, Красильникова спохватилась:

— Надо идти, Люсенька! Марине надо помочь, я обещала. Да и все другие наши женщины… В девять я меняюсь… А вот и сменщица моя пришла… сколько же мы с вами проговорили, Бог ты мой! Почти полтора часа!.. Доброе утро, Света! — Тамара Витальевна вскочила, пошла навстречу молодой рыхлой женщине, только что вошедшей с улицы в настежь распахнутую дверь гостиницы. — Вот, познакомься, у нас гостья из редакции, журналистка — Люсенька. Я ее в двести первом номере поселила, в люксе. Ничего-ничего, начальства никакого сейчас нет, пусть поживет.