Сергей Самаров - Зачеркнутому верить

Мы уже находились где-то в Ставропольском крае, когда старший лейтенант Логунов сообщил:

— Здесь место для посадки есть. А дальше будет или не будет, неизвестно.

Я посмотрел в навигатор своего «планшетника». Хотя карта там была подробная, топографическая, она не давала представления о том, пригодны ли поля и луга, что лежали впереди, для посадки. На карте вполне могла выглядеть степной равниной обычная пашня. А совершить посадку на пашне может, пожалуй, только автожир с тракторными колесами. Да и в этом случае посадка может оказаться рискованной.

— Лететь устал? — спросил я.

— Хуже. Бензин не совсем на исходе, но лучше долить, — Сережа пальцем показал на прозрачную трубку, на которую обращал мое внимание еще раньше. — Сядем, канистру зальем и дальше двинемся…

— Дашь покататься? — попросил я.

— Хочешь, командир, попробовать посадку совершить? Как на вертолете во время обучения? У нас Аграриев не вылетит из своей коробки? А то потеряем коллегу…

Значит, если я не сообщал, как учился, то об этом рассказал ему Аграриев. Иначе откуда Сережа мог знать такие подробности. Не от Самокатовой же.

Сережа не проявлял желания стать инструктором летного дела. Я, впрочем, и не настаивал. Хотя время свободное у нас было, и его как-то следовало убивать. Но лучше убивать время, чем живых людей.

Примерно в это же время мне на трубку позвонили с неизвестного номера. Я почему-то подумал, что звонит жена, хотя она моего нового номера не знала, но пути разведки не публикуются в прессе, их не знает никто, и в батальоне какими-то путями могли уже узнать и этот номер, а потом передать жене, чтобы со мной связалась. Но я ответил, на всякий случай, аккуратно, себя не называя:

— Слушаю вас внимательно…

— Макс Викторович, — я узнал голос подполковника Желтонова, на голос моей жены совершенно не похожий. — Меня тут спрашивают, что на дороге случилось? Как погиб Гази-Магомед, кто убил его и Садыка?

— Напали люди в форме спецназа полиции. Мы их перебили, когда они открыли нашу машину, чтобы перегрузить коньяк в другую фуру. Простые грабители. Сами мы изнутри выйти не могли. И не могли им помешать убивать водителей. Мы просто не успели. Когда вышли, водители уже были ранены. Смертельно…

— Понял. Я примерно это и предполагал. Но в полиции всю вину пытаются переложить на вас. То есть на вас пытаются «повесить» еще кучу смертей. В том числе и смерть водителей. Это одна из версий. Есть еще версия, что напали обычные исламисты, которые коньяком брезгуют. Им спиртное потреблять Коран не велит.

— Бандитов в ментовской форме или настоящих ментов, не знаю уж, кто напал, мы перебили. Относительно водителей — это не наша работа. Но вопрос разрешить просто. Нож оставался в животе Гази-Магомеда. На рукоятке наверняка есть отпечатки пальцев. Следует снять отпечатки пальцев с рук всех убитых бандитов.

— Мне не говорили ни о каком ноже, найденном на месте бойни…

— Там был нож. Я не стал вытаскивать его, потому что сам Гази-Магомед еще был жив, а после извлечения ножа моментально началось бы внутреннее кровоизлияние. Нож можно извлекать только в операционной…

— Видимо, менты, что были на месте, почувствовали себя хирургами, — сделал категоричный вывод подполковник. — Вы летите или едете?

— Летим, — я не стал сообщать подробности. Все-таки мы пользовались открытой связью, и ни к чему было упоминать Ставропольский край, чтобы не привлечь внимание своих преследователей. Руки у них, как я уже понял, длинные, а возможности большие. Звонок подполковника, даже если он пользовался солдатской «симкой», был делом рискованным, так как у меня не было гарантии, что мой номер не выудили у майора Гребенщикова. Майор вообще-то по профессии своей умеет тайну хранить. Но и подполковник ФСБ Саенков умеет быть хитрым и ловким.

— Вовремя к месту успеете?

— На месте будем даже раньше. Двое суток будет в запасе.

— Николая Михайловича на месте еще не будет.

Хорошо, что подполковник Желтонов догадался не называть фамилию майора Оглоблина. А одно имя-отчество еще ни о чем не говорило.

— Где-нибудь придется пережидать. Но мы сумеем спрятаться.

— Добро. Ко мне в дверь стучат. Удачи! Конец связи…

— Конец связи…

Я убрал трубку. Пока я разговаривал, автожир уже начал заход на посадку в чистой степи. Хотелось надеяться, что среди травы, достаточно высокой, не будет камня, который поломает нам шасси. Идущая через степь проселочная дорога когда-то, видимо в период затяжных дождей, была продавлена до глубокой колеи, не подходящей для наших колес. И потому садиться приходилось в траву.

Мы летели низко над землей, и я смотрел за фонарь кабины, пытаясь увидеть камни. Но то ли трава прикрывала их хорошо, то ли скорость была слишком велика, ничего нельзя было разобрать, хотя спидометр показывал минимально допустимую скорость полета — тридцать километров в час.

— Чисто? — спросил старший лейтенант.

— Мне кажется, чисто. По крайней мере, позади нас.

— Иду на посадку. Посматривай, командир, в окно: как там Аграриев? Не вывалится?

— Есть, товарищ старший лейтенант, посматривать в окно.

Поскольку стекла не опускались, пришлось приоткрыть дверцу. Ремни безопасности держали меня в кресле прочно, но все же я умудрился слегка повернуться корпусом, и потом уже повернуть голову. Аграриев сидел в своей металлической коробке, кажется, не испытывая неудобств…

Посадка на автожире совершалась легко и без лишних хлопот. Выключался маршевый двигатель, постепенно замирал толкающий винт, «Егерь», управляемый втулкой ротора, переходил в режим авторотации, слегка задирал нос. Тормоза сработали безупречно. Но удар о землю был чувствительным.

Я однажды прыгал с горки на армейском «уазике». Но тогда, мне показалось, соприкосновение с землей было более мягким, хотя амортизацию «уазика» мягкой никто назвать не решится.

В нашем случае приземление совершалось с большей, чем на «уазике», высоты, а скорость снижения у автожира при выключенном маршевом двигателе равняется четырем с половиной метрам в секунду, как сообщил мне старший лейтенант Логунов. Это далеко не падение, но и не слишком мягкая посадка. При этом пробег по полю был совсем небольшим — метра в три, хотя трудно назвать его мягким, потому что земля, видимая из кабины, и земля под колесами были друг на друга не похожи. Это невозможно было сравнить с ездой даже по нормальной проселочной дороге. Но мы в спецназе ГРУ — люди терпеливые, нас трудно смутить неудобствами, тем более при поездке на такую короткую дистанцию.

Едва «Егерь» остановился, я, одним движением отстегнув ремни безопасности, а они проходили через пояс и через оба плеча, выпрыгнул наружу. И сразу несколько раз присел, чтобы размять затекшие ноги. Кровь разогналась по конечностям легко, и уже через минуту я забыл, что чувствовал в полете усталость. Подошел к грузовому контейнеру, из которого не торопился выбраться старший лейтенант Аграриев. С другой стороны к контейнеру приблизился старший лейтенант Логунов: