Сергей Разбоев - Воспитанник Шао. Том 4. Праведный Дух Абсолюта

Мао! Великий Мао неумолимо угасал. Как обидно: достичь всего и теперь постигать смертный одр среди хитрющих холуёв и холуйчиков.

Народ!

Где народ?

Думает ли он сейчас о великом и неповторимом. Единственном. О своём боссе, шефе, патроне. Как в ужасных фантастических романах о кончине света.

Коммунистический узурпатор великой страны стал похож на сельского простолюдина, скорбно сидевшего с лопатой у своей свежевырытой, свежепахнущей могилы.

Тупик.

Моральный и физический, психологический тупик всего. И даже вселенского смысла.

И боль, постоянная боль души и расширяющейся пустоты внутреннего сознания.

Всё великое, личное опустилось до уровня могильного песка. И накрыто широкой, безмолвной лопатой судьбы. Что сказать? Он себе ничего не может успокоительного сказать. А что о нём скажут люди, народ, нация, история? Хотя бы, неплохие писатели. Плохие, хуже врагов. Такие словечки найдут, назло не придумаешь.

Кто он?!

Откуда!?

Выскочка. Гений. Мудрец. Баловень судьбы, или ловкий прохиндей, вовремя уцепившийся за желанный хвост политической удачи.

А дальше, только борьба за своё, занятое в упорной, подлой борьбе с конкурентами, коронное место.

Он победил.

Кроваво, но победил.

Не признавали: теперь признают.

Что ещё надо?

Но яма личного, морального опустошения, расширяется с каждым прожитым в ожидании смерти, днём.

С каждым.

Чего он достиг?

Ничего!

Суета сует.

Кроме тотального национального рабства. Здесь он преуспел: догнал и перегнал рабовладельческий СССР. Ему было проще, у него мононация. У Советов более ста наций и народностей и все желают выйти из состава, узаконенного c надуманной Конституцией лагерного рабства. Как бы оно хитро и завуалировано не называлось.

А сам хотел же, в начале, не этого. Блага хотел для народа, страны, истории. Никто не понимает. У каждого своё видение истории и самого себя в ней. Поэтому и борьба: на выживание, на уничтожение ближайших противников, конкурентов, страстно желающих на пьедестал залезть, хотя бы рядом постоять. Не положено! Сволочи. К общему корыту народа все идите, слабаки! За вас решит другой.

Мао силился яснее видеть находящийся рядом, сливающийся с драпировкой комнаты, силуэт министра Общественной безопасности. Хоть он и сам ставил на этот всесильный пост достаточно ловкого прохиндея, всё же побаивался его скромной таинственности и внутрипартийной популярности.

Мао болезненно думал: он сам предложил Хуа из тени тихо выйти в наследники его идей. И сам же позже, отдельно, предложил Дэну идти на пост генсека. И той же крикливой, фракционной группе из ЦК во главе с его супругой бороться за власть.

Для чего?

Для того, чтобы народ и мировая общественность видели, как трудно Китаю без таких, как Он, Мао. Великих политических и государственных творцов.

Как из тени коридоров и подвалов дворца выходят всякие тёмные силы и бузят народ. Что нужна, обязательно необходима, твёрдая и справедливая рука в управлении большими и великими нациями. Но его идея немножко не так пошла, как он строил всю игру в наследники. Игра превратилась в шумный пир воронов над трупом. Цзян громче всех кричит о его наследии и идеях: но, к этому всему, надо уметь убедительно говорить народу, общественности о будущем, о планах построения великой страны, об улучшении жизни; и не плакатными фразами о любви и народной вере в идеи Мао. Нужно больше практичности, привязка к жизни. Что там ещё? Он и сам не знал, но что-то великое и хорошее делать надо. Но что? Но, кроме хитрой игры в наследника, ничего лучшего придумать не мог. А теперь запутался в своих размышлениях. Дважды махнул рукой министру.

— Говори чего-нибудь, не молчи.

Хуа даже и не знал, стоит ли серьёзно говорить с Председателем или ему хватит общих слов о преданности, вере, великом будущем страны и народа. От того, что Мао болен, ещё ничего не говорит о его способности зорко следить за ситуацией, делать свои выводы и резко изменить дальнейшую тактику игры в наследника. Мао болен, но ещё жив. И он в любую минуту может выдвинуть Дэна или Цзян на последний рывок, или подкинуть четвёртую карту из бездонного рукава личной политики.

— Уважаемый Председатель, всё готово, согласно вашего плана. Ваш верный друг, генерал Чу, сработал на высшем уровне. Американцы остались в дураках, резидент Кремля полковник Дроздов, бегает по Пекину со своими опричниками и не может собрать о будущем никакой полезной информации. Других иностранных агентов мы и не признаём. Хотя англичане через Гонконг и Макао, пробуют что-то шевелить в умах провинции, но сей труд, изначально, напрасен.

— А японцы? Они что, оставили нас в покое?

— Они в прибрежных городах. В столице их нет, иначе нам дворники доложили бы. Да и они заняты только экономикой.

— А мы можем заняться только экономикой?

— Можем, уважаемый Председатель. Как вы и сказали, готовятся законы по сельскому хозяйству.

— Когда будут готовы?

— На ближайшем пленуме окончательно примем решение.

— И малый бизнес отдавайте в частные руки.

— Будет сделано.

— Хорошо. Как Дэн и Цзян?

— Завтра они, не зная планов друг друга, начнут выводить людей на улицы.

— Пусть они полностью покричат. Это к месту. Но, Дэн должен согласовывать планы с ЦК, поэтому он интриган. Антипартийный интриган. Меня рано ещё списывать со сцены. Главное записать, сфотографировать все моменты демонстраций. Дэна лично. И с Цзян, также. Министра обороны ко мне, я ему прикажу, чтобы без моего разрешения солдаты из казарм не выходили. Милиция будет выполнять только свои функции обеспечения общего порядка. Ваши отделы Хуа, должны быть в полной боевой готовности. Может кого из очень прытких и наглых, арестовать придётся: я подпишу. Пусть Дэн зайдёт ко мне, я ему многое объясню. При всей его порядочности, страну надо чувствовать нутром. Китай не деревня, хотя и очень большая деревня. Пусть Цзян бесится. Она приходит, много мне умного талдычит, но в её глазах я вижу только жажду власти. Она, в репрессиях против своих противников, может перещеголять меня. Я её сам побаиваюсь. Баба есть баба. Хуже бабы только свихнувшийся чёрт. Вижу, апрель будет весёлым у нас. Не торопитесь меня хоронить. Я ещё при уме. При ясном уме. Да я болен, но болен телом, не мозгом. Здесь нас бог, конечно, наградил. Даже в гробу я буду ясно думать. Бойтесь меня. Хуа, ты прав. Нейтрализовать Цзян можно снятием с постов Дэна. Он мудр и умён: потерпит. Страна требует жертв — больших жертв; но не от народа, от чиновников: пора ими жертвовать. Сделай дополнительный список, кем ещё на время можно пожертвовать: на время. Поговори с каждым. Они поймут. Китай не Америка, должен быть иной подход.