Сергей Зверев - У расстрельной стены

— Ну, это я знаю. Вон, у нас в продторге бухгалтершу одну посадили за растрату. А она и вовсе ни при чем — там все директор свои махинации крутил! Так он-то, директор, значит, все на нее и свалил. И сидит баба ни за что, а он как жировал, так и жирует, сволочь… Ой, так а что там с дитем-то?

— Да случайно узнал я, что она беременная была. — Матвей поморщился, как от изжоги. — Видел в ее деле справку от врача. Так понимаю, там, в лагере, и родила. Кого — не знаю. Черт, я даже не знаю, в каком лагере срок она отбывает, и вообще — жива ли! Может, и ребенка-то никакого нет… В общем, попробую я узнать про все эти дела. Маш, если вдруг у меня получится ребенка забрать, поможешь, а? Думаю, он сейчас в детдоме для детей врагов народа, есть у нас такие, специальные… Ее спасти от ареста я тогда никак не мог, а ребенок же вовсе ни при чем, так ведь? Сам Сталин как-то сказал, что дети за своих отцов не отвечают.

— Матюша, ну, конечно, чем смогу — помогу. — Мария сочувственно вздохнула и, вытирая о фартук руки, добавила: — Ты же знаешь, — я для тебя все, что скажешь, сделаю! Ты только мне разъясни потом, что делать-то надо будет… Ох, ладно еще родителев сажают, а детишкам-то за что доля такая… Матюш, а ты ее сильно любил? Ну, женщину ту?

— Маш, да какая сейчас разница — любил, не любил, — рассердился Дергачев. — Я тебе про дело толкую, а ты мне про какую-то любовь талдычишь! И что вы, бабы, за народ такой… Запомни раз и навсегда: все, что там было, — давно бурьяном заросло, ясно? И нет у меня никого, нет и быть не может. Кроме тебя, конечно. И это… ты, смотри, языком-то нигде! Поняла?

— Да что ж тут не понять-то, — снова печально вздохнула женщина. — Сам же учил, что язык до Киева не всегда доведет, а к стенке — запросто. Не переживай, да я скорее его откушу, язык этот!

— Так, товарищи, с районами патрулирования разобрались. — Ерохин аккуратно сложил листок и спрятал бумагу в недрах своей полевой сумки. — Инструкции простые: беспорядки пресекать, зачинщиков выявлять и без всякой жалости расстреливать на месте! То же самое касается паникеров, провокаторов и прочей сволочи — с этими тоже, как говорится, по законам военного времени. Все, вольно, разойдись!

Дергачев отыскал взглядом Мангулиса, тоже назначенного старшим одного из патрулей. Капитан, видимо, дополнительно инструктировал своих подчиненных: что-то объяснял, дополняя свою речь короткими взмахами руки. Матвей отбросил окурок и тронул его за плечо:

— Капитан, тебе Новинки достались?

— Ну да, а что? — недовольно посмотрел на Дергачева Мангулис. — Слушай, давай быстрей, что у тебя, нам уже ехать надо, а то скоро уже и темнеть начнет!

— Тут такое дело… — добродушно усмехнулся Матвей. — Меня капитан в Новогиреево отправляет. Махнемся, а? Ну, в общем, мне позарез в сторону Новинок надо!

— А Ерохин нам потом хвоста не накрутит?

— Ой, да ему-то какая разница? Ерохину надо, чтобы порядок был, а ты там будешь шпану и диверсантов гонять или я, ему плевать.

— Да мне-то что, черт с тобой — дуй в свои Новинки, — равнодушно пожал плечами Мангулис и скомандовал бойцам своей группы: — Закончили перекур! По машинам!

Над улицами Москвы витал запах гари и кружил черный снег, подгоняемый ледяными сквозняками — в учреждениях жгли документы всех уровней секретности. Матвей, погруженный в свои невеселые размышления, мрачно посматривал из окна полуторки на измазанные маскировочной краской здания, на укрытые мешками с песком объекты и никак не мог отделаться от дурацкой мысли, что от танков, в случае чего, эти мешки вряд ли что-то или кого-то защитят. Саданут прямой наводкой — от этих мешков и лоскутка не останется!

Столица ощетинилась противотанковыми «ежами» и надолбами, аэростатами и зенитками. От последних уж точно толку было больше всего, самолетам люфтваффе редко удавалось прорваться сквозь плотный огонь! По ночам сотни прожекторов своими мощными лучами обшаривали московское небо и если уж нащупывали вражеский самолет, то тому приходилось очень несладко — чаще всего асов Геринга сбивали…

Еще летом весь город гоняли рыть огромные многокилометровые рвы — и что? Больно-то эти рвы кого-то остановили… Немецкие танки прут и прут! Калуга пала, Боровск, вот-вот эти гады Малоярославец и Можайск возьмут. Говорят, их мотоциклистов в Химках видели. Вот это уж точно вранье и бабские сказки, никак они не могли туда добраться!

Да уж, слухи порой пострашнее бомбежки будут! И ведь растут и распространяются, гады, с невероятной скоростью! Да, похоже, дело совсем плохо, не зря же спецотряды НКВД минируют важнейшие объекты. Москва по приказу властей массово эвакуируется, на вокзалах и на дорогах творится нечто невообразимое, частенько перерастающее в самую настоящую панику.

Для поддержания хоть какого-то порядка в городе задействованы все силы — и милиция, и бойцы НКВД, и армейские патрули, но, судя по всему, их явно недостаточно. Город в эти дни просто наводнен немецкими диверсантами, агентами и провокаторами — поди вылови всех!

Дергачеву вдруг припомнилась минувшая ночь — воспоминания заставили досадливо поморщиться. Вот уж точно, у каждого своя война, свой фронт. Еще в июне Матвей написал рапорт с просьбой отправить его в одну из частей НКВД, воюющих наравне с частями действующей армии. На что Ерохин без тени улыбки красноречиво ткнул пальцем в пол, намекая на подвалы, и буркнул: «Твоя передовая там, понял?! И с глупостями ко мне больше не лезь!»

Да уж, можно сказать, точно передовая — разве что в атаку ходить не приходится. А уж стрельбы — хоть отбавляй! Всех зэков отправили в тыл заблаговременно — в первые же дни войны. Точнее, почти всех. Вот вчера и пришлось, по приказу свыше, срочно убирать-зачищать тех, кто еще оставался. Не немцам же их, сволочей, оставлять! Некоторые из них, между прочим, знали немало важных государственных и военных секретов. И времени на игры с «наганом» у исполнителей просто не было.