Владислав Ахроменко - Дембель против бандитов

Удивительно, но Корнилов-старший не испытывал ни робости, ни волнения. Что делать — государство неспособно защитить граждан от произвола, мусора куплены, обращаться не к кому, да и жизнь человеческая сегодня ни копейки не стоит… Остается действовать в одиночку.

Открыв глаза, Сергей Иванович осторожно повернул голову, взглянул на часы. Без десяти двенадцать, а это значит, что пора начинать.

Осторожно поднялся, накинул на голое тело куртку, сунул в карман молоток и, обмотав шею шарфом, двинулся к закутку Прокопа. Корнилов-старший шел очень осторожно, стараясь не скрипеть половицами. Однако, пройдя несколько шагов, остановился: ему показалось, что пружина прокоповской кровати пронзительно взвизгнула.

— Чо, батя, не спится? — послышался голос Прокопа.

Сергей Иванович пробормотал что-то неопределенное.

— И мне не спится… Пива много выпил, придется всю ночь бегать, — с подкупающей искренностью признался бандит.

Встал с кровати, небрежно сунул ноги в шлепанцы (Илюшины вещи, гад, носит! — отметил отец Дембеля) и, неловко зацепившись локтем за угол шкафа, двинулся в сени.

Ситуация изменилась кардинально. Теперь Корнилову-старшему предстояло решать, что делать дальше: дожидаться, пока Прокоп вновь заснет, или попытаться совершить задуманное сейчас…

Сергей Иванович решил не откладывать. Ведь бандюк наверняка не ждет опасности! Он еще сонный, и мозг его занят единственной мыслью — как бы поскорее облегчить мочевой пузырь и вернуться в тепло…

Проводив Прокопа, идущего к дверям, долгим, пронзительным взглядом, Корнилов-старший переложил молоток в боковой карман и, осторожно одернув тюлевую занавесочку, выглянул в окно.

Пустынный двор заливал лимонно-желтый свет полной луны. Крыльцо, редкий заборчик соседнего двора, угол покосившегося сарая напротив, огромные, будто стеклянные лужи двора с половинками кирпичей, положенными в воде для прохода в дом, — все это выглядело в лунном свете мертвенным, неживым, словно марсианский пейзаж.

В какое-то мгновение Сергею Ивановичу показалось: рядом с сараем мелькнул человеческий силуэт, по грязному сугробу проплыла и тут же исчезла чья-то неестественно длинная тень… Но уже спустя секунду тень пропала, и старик, укорив себя за излишнюю нервозность, извлек из кармана молоток. Встал слева от двери, примерился, как будет бить бандюка в голову, напряг слух…

Неожиданно почудилось, будто со двора донесся сдавленный крик, затем — глухой удар, звук падающего в воду тела и вновь удар.

И тишина.

Сергей Иванович сжал рукоять молотка до суставного хруста и усилием воли приказал себе успокоиться. Он — взрослый, пожилой уже мужик, а не кисейная барышня. Расшалились нервы, мерещится всякая чушь…

Входная дверь тихонько скрипнула, и Корнилов-старший услышал, как там, в сенях, прогибаются под тяжестью шагов вошедшего скрипучие половицы. Облизав пересохшие от волнения губы, Сергей Иванович твердо зафиксировал взгляд на двери, разделяющей сени и комнату…

Дверь раскрылась медленно, словно от ветра. Из сеней сперва выплыла темная тень, и уже спустя секунду показалась голова вошедшего.

Старик целил в висок, но вошедший, заметив боковым зрением занесенную руку, каким-то непостижимым образом увернулся; молоток, описав правильный полукруг, глухо ударился в рассохшуюся древесину дверного косяка и тут же упал на пол. Еще мгновение — и он, ловко вывернув руку Сергея Ивановича, закручивал ее за спину…

Но тут же отпустил.

— Батя?

Корнилов-старший от неожиданности зажмурился, мотнул головой, словно отгоняя внезапное наваждение…

Он мог поклясться: это не галлюцинация, не наваждение. Это был голос сына Ильи.

— Ты чего это, батя? Чего сына с молотком встречаешь?

Но все-таки Сергей Иванович боялся раскрыть глаза. А вдруг не Илья? А вдруг все-таки… сон, галлюцинация, нежить?!

— Батя, чего ты жмуришься? Да я это, я!..

Старик наконец взглянул на вошедшего. Перед ним действительно стоял сын. Худой, бледный в лунном свете, с продольным шрамом на лбу…

Но все-таки живой.

— А я тебя чуть… того… не убил! — признался Сергей Иванович.

Илья кивнул в сторону открытой двери.

— Тебе, батя, не надо греха на душу брать.

Старик понял — звуки ударов и шум падения тела, которые он слышал минуту назад, тоже не были галлюцинацией.

— Ты его… что, того? — спросил отец с испугом.

— Того, того, — подтвердил Дембель. — Да ведь и ты, как я понял, тоже… «того» собирался сделать.

— Как ты тут оказался? Где все это время был? Почему не давал о себе ничего знать? — посыпались вопросы.

— Ладно, потом, — поспешно отмахнулся Илья, выглядывая в окно. — Надо побыстрее от трупа избавиться.

…Спустя полчаса все было кончено. Тело Прокопа, завернутое в старое одеяло, нашло последний приют в старом, заброшенном колодце. Несколько килограммов негашеной извести, высыпанной на труп, гарантировали: месяца через два, когда талые воды заполнят шахту колодца, тело вряд ли можно будет опознать.

Перед тем как избавиться от трупа, Дембель снял с пояса убитого пейджер, бегло просмотрел сообщения. Обнаружив в кармане убитого пистолет Макарова с полной обоймой, Илья заметно повеселел.

Елена Николаевна проснулась внезапно, словно от толчка. Она тоже долго не могла поверить в то, что перед ней действительно сын. Счастливые улыбки, слезы, причитания, бесконечные вопросы: «Ну как ты?..»

И лишь когда мать Ильи убедилась, что это — действительно Илья, когда высохли первые слезы радости, Елена Николаевна вспомнила о Прокопе.

— А бандюга наш где? — вопросительно переводя взгляд с мужа на сына, спросила она.

— Понимаешь, ма, — доверительно начал Илья, — уехал ваш бандюга.

— Как уехал? — не поверила мать.

— Да так. Я ведь сюда на такси приехал, вызвал его, поговорил немножко…

— И что?

— Да нормально поговорил, чего ты! — улыбнулся сын. — Убедил, что деньги надо зарабатывать честно. Он меня понял. Обещал, что больше никого обижать не будет, сказал — завтра же на завод устраиваться идет…

— Ты что… правду говоришь? — Удивительно, но пожилая женщина была наивной настолько, что была готова поверить даже в такое.

— Ну да! Батька, ну хоть ты скажи! — попросил Дембель.

Сергей Иванович откашлялся.

— Ну да… Постояли на крыльце, поговорили. Сам слышал. Даже руки друг другу на прощание пожали.

Заметив лежавший на столе пейджер Прокопа, Елена Николаевна спросила недоверчиво:

— А это откуда?

— А, пейджер… На память подарил. Мне, говорит, больше не надо, а тебе, Илья, еще пригодится. Бери, говорит, в знак вечной нашей дружбы… Ладно, у нас перекусить чего-нибудь есть?

…За разговором старики-родители и Илья засиделись до рассвета. По случаю встречи с сыном Сергей Иванович даже достал заначку, припрятанную на черный день, — бутылку «Столичной».