Владислав Ахроменко - Дембель против бандитов

— Где же ты все это время пропадал? — умильно глядя на сына, спросил он.

— Ну, долго рассказывать… Помнишь, перед тем как в военкомат идти — ну, тогда… Мы с Димкой Ковалевым допоздна в моей комнатке сидели, выпивали…

— Ну, помню, — согласился старик. — И что?

— А помнишь, когда мамку на рынке обидели, мы с тобой тех бандюков на ночь глядя отправились искать?

— Помню, — Сергей Иванович наклонил голову в знак согласия.

— А помнишь, я еще тогда жетончик искал?.. К девушке подходил, спрашивал.

— Вроде было что-то… — задумался старик.

— Так вот: это — сестра Димкина.

— Да быть такого не может! — воскликнул Сергей Иванович.

— Может… И не такое может. Вот послушайте…

Илья рассказал обо всем: и о счастливом бегстве от бандитов с шоссе у заброшенной свалки, и о случайном знакомстве с Оксаной, и о причине, побудившей девушку приехать сюда аж из Новокузнецка, и о случае на спиртзаводском рынке, и о бесплодных поисках Мити, и о бандитских машинах, виденных им нынче днем…

— Надо в Новоселовку ехать, вот что, — поджав губы, заключил Илья.

— Сынок… — Елена Николаевна, чуть выпившая по случаю возвращения сына, даже не утирала счастливых слез. — А Оксана, девушка эта… Как она?

— Ксюха-то? Нормальная девчонка, — стараясь казаться спокойным и даже чуточку небрежным, обронил Дембель, но мать заметила — глаза сына потеплели.

— Береги ее.

— Конечно, ма! Но главное теперь — Митю найти. Да, и еще, — засмущавшись, Илья постарался перевести беседу в другое русло. — Если завтра или послезавтра дружки этого Прокопа нагрянут… скажите, что в город на ночь укатил. Мол, позвонила ему какая-то девка на пейджер, — Дембель многозначительно покосился на порнографические журналы, валявшиеся рядом с лежбищем убитого бандюка, — и он, дескать, сказал вам доверительно: надо к девчонке съездить, затвор передернуть… К утру собирался быть. Обо мне, естественно, ни слова!

— Само собой! — кивнул Сергей Иванович, разливая остаток водки.

— Так он точно сказал, что больше сюда не вернется? — с подкупающей наивностью спросила Елена Николаевна.

— Встал на путь исправления, — серьезно кивнул Дембель.

— Так зачем же тогда его дружкам врать?

— Он так сам попросил… Ну что, — Илья поднял стакан, — за все хорошее…

— Давай, сынок! — улыбнулся старик.

— За то, что ты живой и здоровый, — всхлипнула мать.

Выпили, закусили.

— Сынок, послушай… Ты вот никогда не думал: если бы время назад повернуть…

— В смысле? — не понял Илья.

— Ну, прокрутить время назад до того самого дня, когда ты с бандюками на рынке подрался. Вот если бы ты знал, что все так повернется, — по-другому бы себя, наверное, вел? — Сергей Иванович вопросительно взглянул на сына.

— Нет, — последовало твердое.

— Но почему? Видишь, в какой теперь заднице оказались? Квартиры нет, Димка неизвестно где… У тебя такие неприятности. Сынок, только честно скажи: ты ни о чем не жалеешь?

— Нет, папа, — вздохнул Дембель. — Не жалею. Не о чем мне жалеть. Все я делал правильно. Может, не всегда осторожно… Но в главном-то я не ошибся. Ладно, — Илья поднялся из-за стола. — Поеду я…

— Куда? — встрепенулась Елена Николаевна.

— В поселок на Подусовке, где мы с Ксюхой пока квартируем. Нельзя мне тут оставаться. Не ровен час, дружки Прокопа могут приехать.

Бросив злобинский «Шевроле-Тахо» на заснеженном проселке, Сникерс, коченея от колючего северного ветра, просидел в сосняке до наступления темноты. Удивительно, но снегопад закончился столь же неожиданно, как и начался. Однако это не радовало Жору: теперь, когда вокруг обнажилось много пространства, одинокая фигурка человека, бредущего вдоль трассы, была бы заметна издалека даже в темное время суток.

Поразмыслив, беглец пришел к единственно правильному, с его точки зрения, решению. Километрах в десяти от этого сосняка проходила железнодорожная магистраль на Москву. Каждые четыре часа в городок шли электрички, и они, как правило, останавливались на небольшом лесном полустанке… Добираться до дома попуткой, да еще имея при себе почти четверть «лимона» баксов — верх глупости. Уж лучше потерять часа три, добрести по сугробам до полустанка, втиснуться в переполненный вагон, смешаться с толпой и, не вызывая подозрений, добраться до города.

Путь до железной дороги занял больше четырех часов — слишком утомительным оказался переход по бездорожью, слишком много попадалось непроходимых кустарников, которые надо было огибать. К тому же Жора вышел километра на полтора-два левей полустанка — пришлось спешно возвращаться назад по скользким от снега шпалам.

Зато к последней электричке успел минута в минуту. Прижимая к груди атташе-кейс с золочеными замочками, Сникерс вскочил в вагон, поставил в тамбуре «дипломат» между ног и закурил последнюю остававшуюся в пачке сигарету.

И только теперь, жадно втягивая в легкие сладковатый дым, наконец осознал, как невероятно повезло ему несколько часов назад.

Собственно, повезло ему не единожды.

Во-первых, крупно повезло, когда покойный Вася предложил сесть за руль джипа не Толстому или Кривому, а именно ему, Сникерсу. Окажись он в головном «Форде-Скорпио» — лежал бы теперь Жора в расплющенном салоне, в дерьме и кровавой жиже.

Во-вторых, снегопад. Огромное, фантастическое везение. И тот автоматчик, которого Жора, к счастью, успел заметить, из-за плохой видимости промахнулся, и погоня, если она действительно была, по той же причине не настигла Сникерса… Не будь снегопада — шашелевские козлы наверняка сразу после взрыва «Форда» перешмаляли бы «Шевроле» в мелкое решето.

В-третьих, очевидная глупость и нерасчетливость шашелевских козлов. Везение, да еще какое! Он, Сникерс, на их месте действовал бы совершенно иначе. Почему к джипу подошел только один человек? Надо было двоих, а то и троих послать! Сразу же после взрыва «скорпа» достать из карманов «стволы» — и валить, валить, валить…

А в-четвертых, повезло, когда Злобин, убегая, почему-то не прихватил с собой кейс, а оставил его в салоне джипа. Вот он, родной, стоит у стеночки тамбура. Ходят мимо какие-то серые людишки, скользят равнодушными взглядами, и никто из них, конечно же, не догадывается, что в этом чемоданчике скрыто.

Не повезло лишь в том, что Шашель, которому он, Жора Глинкин, так верил, на поверку оказался сукой из сук. Сникерс к нему по-доброму, по-братски, а он, гадина эдакая, решил его «кинуть».

Впрочем, его тоже можно понять.

Для чего просто так дарить шестьдесят штук?

К чему Гладилину свидетели?

В жизни выигрывает лишь тот, кто хитрей, изворотливей и умней. Тот, кто наносит решающий удар не думая, кто действует исключительно на рефлексах. И, невольно поставив себя на место Шашеля, Сникерс утвердился в мысли: он повел бы себя точно так же.