Алексей Шерстобитов - Чужая жена [СИ]

— Ой! Как же оно там-то, если грудь цела?! И кто его мог вынуть?!..

Он неожиданно почувствовал чье-то присутствие:

— Я, конечно. И вовсе для этого не нужно ничего разрывать или разрезать, это легко… а вот вернуть обратно…

Он резко повернулся на голос и шарахнулся в сторону — рядом лежал он же сам с дыркой в груди. Вместо сердца была пустота, артерии торчали аккуратно обрезанные и соединённые прозрачными трубочками. По ним двигались шарики жевательной резинки, которые страсть, как хотелось пожевать. Голос, прямо над самым ухом прогремел:

— Хочешь жуй…

Он опять обернулся в сторону говорящего, но вместо него увидел огромную руку, сжимающую в кулаке кровоточащее сердце. Как-то неприятно тряслись обрывки артерий, из которых выкатывались те же самые шарики жвачки:

— Давай же!..

Говорила рука. Он подставил свою, набрал горсть и засунул сразу всю в рот. Она растеклась жидкостью с запахом виски. Алкоголь ударил чем-то острым в центр груди, и он понял, что это его сердце сжимаемое чужой рукою.

— Теперь ты умрешь… Не нужно было выпивать…

— Но я же не знал!!!..

— Не обманывай себя!

— Но также нельзя, у меня семья, неужели я их не увижу?

— Ты целый год не хотел их видеть… Да пошли они!..

Со словами он вдыхал запах смерти, почувствовал, что умирает, а точнее неизбежность ее, после того, как ему сказали «ты умираешь».

Он начал судорожно молиться, что-то обещать, вспоминать, чего хорошего он сделал, но вторая рука сунула ему тяжеленую книгу, которую он не только удержать не смог, но даже открыть. Вторая рука сказала:

— Тяжелы грешки-то? Хорошего-то ты ничего не сделал! Нааааш клиент… Ну что пора…

Дышать уже было нечем, он и не вдыхал уже долго, да зачем кровь тоже гнать нечем. Холод опустился в грудь и ниже. Пустота разлилась по всему телу.

Одна рука почему-то рогатая, улыбаясь, сказала другой с такой же, только другого цвета, эмблемой:

— Возьмем что-нибудь еще?

— Да у него одна требуха! Покопайся, но точно говорю, поживиться нечем!..

Он сам не мог пошевелить ни суставом, ни языком, только наблюдал, как вторая рука все же настойчиво начала копошиться у него в животе, вынимая каждый орган, показывая ему самому и приговаривая то ли со злостью, то ли с сарказмом:

— Ну что за человек… печень… ну посмотри — черви и песок! Тьфу! Почки! Ну разве это почки. О! Только сжал и полилось! Тьфу! Селезенка — здесь кровь должна быть — целый лииитр! Что это?! Вииискиии! Оба на! А ты говоришь поживиться нечем! Так что у нас в кишках?

— Оставь, кроме… кх, кх, у нас в аду и то лучше пахнет. Оставь ему — пусть сам со своим дерьмом разбирается, раз не смог ничего другого сохранить…

Андрей чувствовал себя спрессованным куском металлической пыли, именно спрессованным, но так слабо, что только коснись — рассыплется. Страх, заставлял радоваться даже такому существованию, потому что следующее будет хуже: «Пусть копаются, пусть, что угодно делают, только бы дальше ничего не происходило! Господи, прости меня! Я умираю, и ничего нет, чем бы оправдаться пред Тобой! Господи, что мне сделать, чтобы заслужить прощение? Бог мой, я же умираю, и это безвозвратно! Ну скажи, хоть что-нибудь!». Ему вторили руки потираясь ладонями друг о друга: «Уууу! Какой вкусненький! Да не переживай, в своё время все услышишь! И не зови своего Ангела, он занят… хи хи хи! Он пытается выплыть из бездонного океана своих слез, выплаканных по тебе. Уж больно тяжелые они от выпитого тобой алкоголя. Сам виноват, все крылышки ему замочил, а с таким… хи хи хи… ну куда ему с такими летать, пешком если только… Мы бы ему твои надутые легкие дали, но они дырявые насквозь. Так что не оскорбляйся и молиться не нужно — надо было это при жизни делать».

Этого он вынести уже не смог, гнев на самого себя обрушился от куда-то изнутри. В гневе же он возопил, обращаясь к Богу, браня себя самого и перечисляя свои вины».

В этом крике Светищев и проснулся… Проснувшись, понял, что спит, а то что привиделось было сном во сне… Никогда он не чувствовал себя в мечте настолько по-настоящему, он думал, о чем хотел, рассуждал, щупал, бил и чувствовал боль. Все было на месте, дышалось легко, страх не пропал. В затылок кто-то дыхнул ему отвратительной гарью, что заставило повернуться. Повернувшись, он отпрянул. На полу лежала в развратной позе незнакомка и манила его к себе, приговаривая:

— Ты что не узнал меня, это же я твоя жена… иди ко мне… Нууу же, шалунииишка!..

Андрей собрал три пальца в щепоть и перекрестил женщину. Она засмеялась:

— Ты же не веришь! Не щепоть, не крест, а вера творит Духом Святым…

— Изыди!!!..

Тяжелым свинцом наливалась его голова, предлагая сделать выбор, и сделать он его должен был сам. Сделав же, не отходить от выбранного ни за что! Какая-то неуверенность подкатила и обняла его, начав беспардонно ласкать…

— Уйди от меня! Да что же это!

— Ты все равно выберешь меня, мой милый. Со мной просто, приятно и никому ничего не должен. Я люблю таких, как ты…

Он закрыл глаза, зажмурил их, сжал губы и затрясся от напряжения. Казалось, что он сейчас загорится от напряжения. Горя чувством к Мариам, он проникся светом, который начал пробиваться, луча изнутри. Свет, коснувшись распутницы вавилонской, прожигал ее насквозь, но она не хотела уходить, протягивая в мольбах и стенаниях к нему руки, пока совсем не сгорела.

Все утихло. Он услышал голос Мариам: «Все прошло, я всегда буду с тобой, и мы справимся…».

Открыв глаза, он проснулся. Не было страха, настроение слепило позитивом, выпить не хотелось, силы чувствовались бесконечными, уверенность полыхала в его только что хладеющей бессердечной груди.

«Теперь я другой! Выбор сделан!»…

В шесть часов утра появился Ренат. Третий день Светищев уже был дома и никак не мог привыкнуть к тому, что он счастлив.

— Андрей Викторович, рад видеть вас таким жизнерадостным! Мне такой режим, честно говоря, тоже больше подходит… кх, кх. Сегодня у нас тяжелый день…

— Ты хочешь сказать вечер, ведь у нас все на вечер назначено…

— Нет, день будет тяжелым настолько, что вы его запомните на всю жизнь, настолько, что вечер вы воспримите, как отдых.

— Что случилось?

— Мы прогуляемся, иии… что можно я скажу… Просто запомните, сегодня решается ваша судьба, и зависит она почти полностью от вас. Мы, что могли, сделали, и ещё сделаем!

— Кто это мы? И что за чушь?!.. Я только решил все — важнее в моей жизни нет ничего… Ренат… Нет, прежде, я поднимусь к малышу и Мариам… вообще пора уже спасть снова вместе, что за бред до трех месяцев спасть раздельно! Рехнуться можно. Я дышать без нее не могу.

— Андрей Викторович… сначала прогулка…

— Ты мне будешь указывать?!