Евгений Сухов - Убить Сталина

Таврин повернулся, натолкнувшись взглядом на жестковатое лицо Старостина, и угрюмо сказал:

— Бегущие мишени не предусматривались.

Едва ли не впервые за время долгой учебы Старостин изобразил на своем аскетическом, лишенном каких бы то ни было эмоций лице нечто похожее на улыбку и сказал то, чего обычно не говорилось в присутствии остальных:

— Задача была сложная, я согласен, Полипов. Но уж больно хотелось посмотреть, не напрасно ли вокруг вас СД вертится… Кто отстрелялся, на выход!

Сразу за разведшколой был густой смешанный лес, который во все стороны прорезали узенькие кривенькие тропинки, спускавшиеся к подножию крутого склона. Именно здесь проходили занятия по тренировке общей реакции. Требовалось пробежать с максимальной скоростью по крутому склону, уворачиваясь от торчащих веток, и перепрыгивать через ловушки, расставленные на тропе. При этом не следовало забывать, что курсанты, спрятавшиеся за стволами деревьев, могли бросить бегущему под ноги мешок, наполненный битым кирпичом.

Так что это занятие было не из самых веселых. Кроме хорошей наблюдательности, требовалась отменная реакция. Неделю назад именно отсюда уволокли двоих курсантов с переломанными ногами, и где они пребывали сейчас, никто не знал. Поговаривали, что имелась еще разведшкола для покалеченных во время боевых действий. Таврин всерьез подозревал, что травмы были причинены курсантам не случайно. Инвалиды, как правило, не привлекают к себе внимания и могут быть хорошими разведчиками. Во всяком случае, в России к калекам относятся куда более уважительно, чем к здоровым людям.

На спуск вышло десять человек. Таврин отметил, что Мартынюка среди них нет. Где же он может быть?

С гибким прутиком в руках перед строем курсантов прошелся Старостин.

— Вы, — он ткнул прутом в молодого литовца с псевдонимом Криворот (видно, за кривую ухмылку, что не сходила с его губ). — Бежите первым!

— Есть! — весело отозвался парень.

— Вы, — прутик уперся в двухметрового хохла, которого нарекли Амбалом, видно, за могучий рост. — Бежите вторым, вот по этой тропе.

— Есть! — отозвался тот.

— Вы, — остановил тяжеловатый взгляд Старостин на Таврине. И опять на его губах промелькнуло нечто похожее на усмешку. — Бежите по этой тропе, — показал он в сторону разросшегося куста боярышника.

Прежде Таврину по этой тропе бегать не приходилось. Но именно на ней в прошлый раз сломал ноги незадачливый белорус, которого накануне перевели из другой разведшколы. Он должен был пройти ускоренный курс взрывного дела. Что с ним стало, неизвестно.

Петра бросило в жар только от одной мысли, что он может разделить судьбу белоруса.

— А теперь пошли! — щелкнул Старостин секундомером.

Петр побежал, уворачиваясь от заостренных веток, торчащих по сторонам тропы. Сужаясь, тропинка уводила в самый бурелом. Где-то впереди легкий подъем, дальше — спуск, через каких-то метров двести бурелом станет не таким густым. Таврин чертыхнулся, едва не упав в глубокую яму. Перепрыгнув ее, он не без содрогания отметил, что из ее дна торчало несколько заточенных кольев. Все правильно, выживает сильнейший, вот так и готовят «волков».

Петр уже пробежал километра два, но совершенно не чувствовал усталости. В какой-то момент ему даже показалось, что эта дистанция не что иное, как прогулка на свежем воздухе, и тут же он едва не споткнулся о натянутую поперек тропы веревку, завибрировавшую на уровне колен. Скорее всего, он даже не увидел, а почувствовал опасность — листья на кустах колыхнулись, словно бы их потревожил ветерок (вот только откуда ему взяться в густом лесу!). Перепрыгнув препятствие, он почувствовал, что сбил дыхание. Потребуется полминуты ровного безо всякого ускорения бега, чтобы дыхание пришло в норму.

Периферическим зрением где-то в стороне от тропы он уловил едва заметное движение. Поначалу ему даже показалось, что оно не имеет к нему никакого отношения, но обостренное чутье, помноженное на боевой опыт, запротестовало: так не бывает! Повинуясь подсознанию, забившему тревогу, Таврин наклонился, и тотчас откуда-то из глубины чащи навстречу на большой скорости выкатилось бревно, — врезавшись в заросли кустарников, оно так же быстро вернулось обратно, будто бы его и не было.

Фу ты! Что же они еще придумают? Надо бы бежать помедленнее, чтобы не напороться на какую-нибудь ловушку. Но позади, подгоняя, ахнул выстрел. Таврину даже показалось, что пуля просвистела в опасной близости.

Сколько же он пробежал километров? Три? Четыре? Петр обрадовался, когда лес заметно поредел, тропа, сделавшись пошире, резко уводила под откос в сторону озера, пробившегося голубой полоской сквозь ветки крон.

Тропа вдруг сузилась и запетляла по краю каменистого обрыва, усыпанного огромными валунами. Стараясь держаться как можно ближе к лесу, Таврин молил только об одном — чтобы не скатиться вниз. Вот тогда не выбраться! А это конец. В лучшем случае — уродство. Хотя немцы подобный исход сочтут весьма перспективным. Подкатят куда-нибудь инвалидную коляску к железнодорожной станции, сунут в руки кепку для сбора милостыни и заставят считать проходящие эшелоны с вооружением.

Оставалось пробежать каких-то метров триста, Таврин даже рассмотрел впереди у самого подножия оранжевую ленточку, натянутую на уровне груди (так отмечается окончание дистанции). Только немного поднажать — и ты уже у цели.

Кто-то, стоявший за деревом, бросил ему под ноги громоздкий тюк. Таврин, легко перепрыгнув его, побежал дальше. Метров через пятьдесят из-за ствола дерева шагнул курсант из соседнего взвода, вооружившийся мешком, набитым каким-то хламом, он хотел ударить пробегавшего мимо Петра. Припав на левую ногу, Таврин легко уклонился от удара и несильно, чтобы было наукой, пнул ногой в грудь нападавшего.

Не расслабляйся!

Не сбавляя скорости, он устремился дальше вниз по склону — за спиной раздавались хруст ломаемых сучьев и глухая злобная ругань. Ничего, в следующий раз будет поосмотрительнее.

Вот тропа круто повернула налево, оставался самый крутой участок — десятка два метров вниз, а дальше пологая местность, с которой его уже никто не сбросит. А ведь что-то подсказывало ему, что так просто с этого косогора не сбежать. Значит, интуиция обманула? Не удержавшись, Таврин даже посмотрел вниз — его взгляд упал на острые камни. От ужаса у него свело челюсти, стоило только представить, что будет с его тренированным мускулистым телом, если он сорвется с кручи, — эти каменные клыки разорвут его куда с большей яростью, чем стая свирепых псов!

И в этот самый момент он услышал хруст веток, раздавшийся со стороны леса. Человек не просто шел к нему, а бежал, стараясь как можно быстрее сократить расстояние. Выплеснувшийся адреналин заколол в мозгу, Таврин понимал, что в этот момент он находится в смертельной опасности, достаточно всего лишь легкого толчка, чтобы он оказался на дне оврага с ощетинившимися и порыжевшими от непогоды острыми камнями. Если он окажется там, то неминуемо погибнет. Торчащие камни напоминали колья охотничьей ямы, которые для большей опасности смазывали внутренностями животных. Как никогда остро в нем проснулась жажда жизни. Отчетливо осознавая, что у него не остается времени для разворота, чтобы встретить опасность лицом, Таврин прыгнул вперед и, сгруппировавшись, покатился вперед по тропе кубарем, чувствуя, как лопатки и позвоночник натыкаются на угловатые камни. Чувствовал, что опередил преследователя шага на три, а это означало, что у него появилось время, чтобы обернуться и оценить ситуацию. Вскочив на ноги и развернувшись, он увидел набегавшего на него Мартынюка с заточенным колом в руках. Точнее, сначала он рассмотрел острый конец кола, направленный точнехонько ему в голову, и только после этого увидел горящие ненавистью глаза Мартынюка.