Алексей Туренко - Джихад одинокого туриста

Думается, условия эксперимента можно было счесть эталонными с большой натяжкой. Но экспериментатор был пьян и, следовательно, – поспешен в выводах. В общем, более идиотскую причину для увольнения надо было еще поискать. А наутро было то, что было – «опаздываем», «забей». Потом – «дурка», «достало». И неуместно ласкательное по отношению к старшему по возрасту обращение «козлик». Политкорректный шеф, уяснив смысл месседжа, изменил себе, позволив чувствам прорваться. Истинный смысл политкорректности дошел до него после смачной оплеухи.

Со времен Плейшнера изменилось немного – свобода, деньги и чистый воздух пьянили по-прежнему. В отличие от профессора, интересовавшегося птичками, меня манило море – наивный идеалист надеялся поразмыслить там над жизнью. Однако набор требований, высказанный в турагентстве, включал в себя, кроме моря – солнце, девок и алкоголь. Мысль, что побережье моря Лаптевых для раздумий подойдет больше, мне тогда не пришла…

И четыре дня спустя я встречаю закат с последним патроном у какой-то средиземноморской помойки… Мда.

Огонек медленно, но верно подползал к фильтру. Пыхнула последняя затяжка. Все.

С улицы послышался приближающийся шум мотора, затем – гортанный арабский возглас и поспешный звук тормозов. Скулеж по-французски. В ответ громыхнул автоматный затвор. Скуление француза приобрело визгливый оттенок. Я поморщился – какая-то сука не хотела сдохнуть стоя.

Поглядев на пояс с торчащей из-за него пистолетной рукоятью, я потащил ствол наружу. Мушка зацепилась за трусы, вытащив резинку и «шмат» боксеров. Мне было не до деталей.

Громкий автоматный дуплет за углом. Похоже – опоздал. Может, воздержаться? Пока я думал, тело сделало – выдох, шаг за угол. Оппонентов оказалось два. Ствол поднялся, описал короткий полукруг и уперся в «клетчатый» затылок ближайшего.

Бах!

«Арафатка» дернулась, владелец упал. Пистоль встал на затворную задержку, сигнализируя, патроны – ёк. Смыться или схватить автомат мертвеца я не успевал – спина второго со стволом в руках маячила в трех метрах. Услышав выстрел, он вылупился на меня с сильнейшим испугом. Я на него.

«Чего он не стреляет?!» – одна мысль на двоих.

Он скосил глаза на мой пистолет, а я поймал его взгляд, уловив зарождающееся понимание. До обоих доперло одновременно.

Араб полностью развернулся, я – шагнул к нему. Что я собирался делать – честно, не знаю. Увидев идущий вверх автомат, я ударил пистолетом по цевью, попав ему по большому пальцу. Смуглую рожу перекосило – выпустив цевье и не закончив разворот, он начал палить с одной руки. Автомат заплясал, сыпя пули куда попало. По моей роже прошелся горячий веник пороховых газов. Заорав от боли, я подбил автомат вверх и, удерживая за «бесхозное» цевье, принялся молотить противника разряженным пистолетом. Араб, визжа и отмахиваясь, продолжал стрелять. Автомат трясло. Нас – тоже. Крича и матерясь, мы танцевали подобие дамской драки. Щелчок – в магазине кончились патроны.

Противник заткнулся и отпустил автомат. И, хрипя сорванным дыханием, отскочил. От неожиданности я пошатнулся. Меня пнули в голень и резво сдернули с поля битвы.

– Сука! – проорал я в спину бегущему, бросая на асфальт бесполезное оружие. Сворачивая за угол, беглец обматерил меня по-арабски.

Нагнувшись и озираясь, я шипя потер саднившую голень. Посторонних не наблюдалось. Два трупа я таковыми не считал. Застреленный француз лежал у открытой дверцы красной «Астры». Араб и второй автомат – у капота. Я цапнул его ствол и, отомкнув рожок, просиял, увидев уходящий вглубь «латунный ряд». Обыскав «клетчатого», я разжился еще одним магазином. Пачка «Житана» нашлась у француза. Теперь я был почти счастлив – два рожка, нормальная волына. Шансы дожить до вечера росли.

Однако пора валить, пока беглец не привел подмогу. Пешком? Я задумчиво глянул на немолодую спортивную трехдверку. Заглянул в салон. Ключ торчал в замке. Брать – нет?

Решившись и усевшись, я повернул ключ. Движок схватил…

…Петлять по городу я не решился, вместо этого просто вернувшись к дому, где меня должны были помнить. Припарковав «Опель» во дворе, я вылез и, поставив его на охрану, на всякий случай рявкнул вверх, адресуясь закрытым и местами битым окнам:

– Тронете тачку – убью!

Не то что я действительно был зол, но… перестраховаться не помешает.

Подхватив автомат, я направился в соседний двор – перед последним рывком следовало осмотреться.

Четверг. День, 17.35.

Автомат давил на плечо, магазин хлопал по бедру, по спине текло, чужие тапки натирали. Курорт, мать его.

Этаже на пятнадцатом вспомнился Данила Багров. В его Чикаго была осень. Повезло парню. «Хочу домой», – тоскливо подумал я, останавливаясь перед очередным пролетом. И потерев плечом щеку, продолжил восхождение. Топ-топ, топ-топ.

На двадцать шестом дорога кончилась. Не став испытывать судьбу, я не полез на крышу, присев на верхнюю ступеньку открытой лестничной площадки. Все, что интересовало, было видно и отсюда. Небоскребы были недалеки – четыре дома до приморского шоссе и пяток домов после. Голубые гиганты торчали сразу за ними. Все так просто?

Я пошарил взглядом по дворам с этой стороны трассы. Пикап. Еще пикап. Пикап и микроавтобус. Людей, правда, – не видать. Но что это доказывает? Единственным признаком правопорядка на той стороне был танк в глубине переулка. Пятнистая, приземистая дура с высоты двадцать шестого этажа выглядела довольно безобидно.

Судя по всему, нейтралкой между оплотом цивилизации и нашим гуляйполем служило пресловутое приморское шоссе, смахивающее на Ленинский, обсаженный пальмами. Соваться на проспект при его кажущейся безлюдности почему-то не тянуло. Я пробежался глазами по видимому отсюда отрезку. Виделось немало – четыре сгоревшие машины, несколько десятков непонятных кулей на проезжей части и около. Подозреваю, что некоторые из этих кулей недавно шустро бегали, возможно – молились. И имели свои планы на жизнь. А так – тишина, лепота – гладкое синее море за сверкающими фасадами небоскребов, шевелящиеся кроны пальм вдоль дороги. Город, освещенный вечерним солнцем, был тих, красив и безмятежен.

Я почесал в затылке, закурил и пригорюнился – проспект манил, как сыр – мышку. Но… – настоящая халява встречается нечасто. Прикинув «за» и «против», я решительно вытянул ноги, располагаясь поудобнее – выжду, пока не начнет смеркаться. Темнота, как известно, – друг молодежи. А я вроде – не старик. Утешаясь самообманом, я откинул голову на ступеньку. Подождем, вашу мать…

Взрыв раздался минут через сорок. Меж высоток заметалось эхо, поодаль всплыл черный клубок. Вздрогнув от неожиданности, я оторвал голову от уютной бетонной подушки. Похоже, не я один – послышался сухой стук одинокого пулемета. Кто-то проявил свое любопытство слишком явно. На Востоке эмоции стоит держать при себе. К первому пулемету присоединился второй, и окно многоэтажки на противоположной стороне вскипело от попаданий. Стволы не унимались. Из окошка повалил дымок. Раскатистое токанье продолжало кататься по району, давая команду «Подъем!».