Евгений Сухов - Связной

— Вы и за это тоже ответите! — произнес майор, поднимаясь. С разбитой губы сочилась кровь.

Осмотрев кулак, старшина неодобрительно покачал головой:

— Вот беда! Костяшки разбил о его зубы… Теперь нарывать станет… К фельдшеру придется обратиться. Лучше бы мне его сразу расстрелять. Ну, долго ли ты еще корячиться тут будешь? Поднялся и пошел! Контрразведка разберется, кто ты такой. Посмотрите, что у него там в вещмешке!

Сержант поднял вещмешок и развязал горловину:

— Ого! Да здесь деньги, целое состояние!

— Откуда деньги, гаденыш? Это тебя фашисты за хорошую работу премировали?

— Я не обязан перед вами отчитываться.

Ударом кулака старшина снова сбил майора с ног.

— Ладно, подняли его и поволокли, а то я за себя не ручаюсь! Второй раз в штрафную роту… это чересчур!

Отдел контрразведки «СМЕРШ» одиннадцатой армии размещался в пятиэтажном доходном доме, принадлежавшем прежде купцу первой гильдии. Здание считалось одним из красивейших в Калуге. Фасад был исполнен в неоклассическом стиле и украшен львиными головами и горгонами, а угол дома, находившийся на пересечении двух улиц, имел барельефную композицию «Битва гладиаторов». Под самой крышей прежде висел герб Российской империи, но лет двадцать назад он был сбит, и теперь на его месте оставалась лишь неровная кирпичная поверхность с торчащей арматурой. У входа в здание по обе стороны от двери гостей когда-то встречали каменные львы, но они исчезли примерно в то время, когда о гранитный порог разбился герб царствующей династии. Теперь это были всего-то два безликих постамента, воспринимаемые горожанами как скамейки, на которых можно было бы отдохнуть. Вестибюль был украшен стеклянными потолками, а по углам размещались ниши, где когда-то стояли античные скульптуры.

Немногим позже в этом здании размещалась районная администрация, а перед самой войной в особняк перебрался отдел НКВД, и подвалы были переоборудованы в камеры предварительного следствия. С приходом немцев в бывшем купеческом доме разместилось гестапо. А после того, как в город вернулась законная власть, здание вновь перешло в ведомство НКВД, предоставив для армейской контрразведки часть помещений. Так что при всех властях дом давал приют силовым ведомствам.

Майору Староверову он понравился сразу. Барельефами на стенах и внутренним убранством здание напоминало ему детский приют, в котором он оканчивал школу. Кто были его родители, Староверов не знал, лишь однажды директор детдома обмолвился о том, что он сын репрессированного военачальника. Получалось, что армейская служба у него в крови, а потому никто из его приятелей не удивился, когда он поступил в Ленинградскую военную школу, по окончании которой занимал должность оперуполномоченного. Немногим позже был переведен на службу в Московскую дивизию особого назначения НКВД. В начале войны был определен в контрразведку, где с сорок третьего года возглавил отдел контрразведки «СМЕРШ» одиннадцатой армии.

Несколько минут назад в его кабинет трое красноармейцев привели немецкого агента, задержанного за городом на пшеничном поле. По документам он был майором Красной армии Хлопониным. Заметно помятый, с разбитым лицом и рассеченной губой, он между тем не выглядел испуганным — смотрел прямо, совершенно не пряча взгляд, и, кажется, серьезно верил в свое скорое освобождение.

Что ж, придется его разочаровать.

Руки у Хлопонина были связаны за спиной тонким жгутом, приносящим большие страдания. Губы слегка кривились, наверняка от саднящей боли. Староверов невольно усмехнулся: «Придется тебе, майор, потерпеть, не к теще на блины прибыл».

Два сержанта, стоявшие в дверях, в ожидании посматривали на майора, только Староверов, имевший поразительную выдержку, никуда не торопился: ему нравился кабинет, нравилась обстановка с большим столом из красного дерева, вид из окна тоже радовал глаз — целая аллея каштанов, редкий сорт дерева для этих мест.

Майор сел за стол, пододвинул к себе командировочное удостоверение и произнес:

— Значит, майор Хлопонин…

— Так точно!

— … прибывший из Тульской области для дальнейшего прохождения службы.

— Я бы попросил наказать всех тех, кто обошелся со мной таким неподобающим образом.

— Вы их простите, майор, чего уж там… Сами поймите, красноармейцы только что прибыли с передовой, еще даже порох с кожи не смыли. За фашистского лазутчика они теперь кого угодно принять могут.

— Это их нисколько не оправдывает, они не должны были поднимать руку на офицера! За это их следует отдать под трибунал!

— Все так, майор, не оправдывает… Но вот только здесь одна неувязочка получается, парашют мы нашли. Это ведь твой парашют?

— Парашют не мой… Я не ответчик за то, что им померещилось в ночи. В сотый раз вам говорю: я — офицер Красной армии! Произошло какое-то дикое недоразумение. Нужно тщательно разобраться во всем этом деле… Я направлялся в свою часть, а тут ко мне подскочили трое автоматчиков — причем одетых явно не по уставу, как партизаны какие-то! — и потребовали предъявить документы. Потом избили меня и приволокли сюда.

— У меня еще такой вопрос, майор, а почему это у тебя командировочное удостоверение старого образца? Такие удостоверения уже полгода как не используются. И знаешь почему?.. Их отменили, чтобы таких мразей, как ты, ловить было легче! А теперь отвечай, сука, с каким заданием ты сюда прибыл?! — подался вперед Староверов. В какой-то момент показалось, что он ударит. Хлопонин невольно отстранился. Но нет, обошлось. Сдержался. Не подобает начальнику контрразведки руки марать о всякую мразь.

— Я не знаю, о чем вы говорите, — прошелестел Хлопонин разбитыми губами.

— Назови свою настоящую фамилию, фашистский выкормыш!

— Я вам говорю правду!

Староверов вздохнул и неожиданно спокойно заговорил:

— Что ж… Вынуждаешь пойти меня на крайние меры. Ну не люблю я всех этих зверств! А приходится! И ничего тут не поделаешь. А я ведь человек совсем не злой, можно даже сказать, добрый. Всегда хочется поговорить с человеком по душам, надеешься, что он сам все расскажет, а не получается. Ну, вот скажи мне, почему нужно добывать правду всегда через мордобой? — Хлопонин молчал. — Ладно, даю тебе последний шанс: как твоя фамилия? Твое звание у немцев?

— Я уже назвал свою фамилию. Я — офицер Красной армии…

— Эту сказочку я уже слышал. Сделаем вот что… Вы тут объясните немецкому диверсанту, что к чему, потолкуйте с ним немного, — обратился Староверов к сержантам, стоявшим за спиной Хлопонина. — Только поаккуратнее, все-таки у меня тут красота! Паркет. Можно испачкать. И потом, чего гостей пугать! У нас ведь серьезная организация, а не какая-нибудь там мясная лавка. — Выбив из пачки папиросу, он добавил: — Пойду покурю, — и вышел.