Александр Афанасьев - Жизнь длиною в обойму

Вернулся Пламен, понаблюдал, как мы стреляем. Потом отозвал меня в сторону.

– Насчет вертолета я договорился, – сказал он, – будет армейский. Если и не сможет забрать, думаю, ничего страшного, граница-то рядом.

Ага. Это для тебя ничего страшного – не тебе идти.

– Беспилотник?

– Тоже договорился.

– Когда едем?

– Сейчас.

Я показал жестом: общий сбор…

Беспилотник был израильский, марки «Гермес». Для тех, кто покупает за свои деньги, а не получает в рамках политических договоренностей или по линии НАТО, самый очевидный выбор. Израильский беспилотник управлялся из КУНГа, стоящего прямо в аэропорту Скопье. У государства Македония был только один такой беспилотник…

Перед КУНГом стоял солдат, но нас он пропустил, даже не спрашивая документов. Внутри, в кондиционированном пространстве, матово светились экраны, операторы переговаривались на знакомом мне английском языке. Сначала мне это показалось обычным, но потом я подумал – в государстве Македония есть свой язык. Так почему же военные не могут говорить на своем языке?

Что же представляет собой Европа, куда все так рвутся? А?

– Почему они говорят на английском? – вполголоса спросил я Пламена.

– Оперативный стандарт. Они выполняют международные миссии, стандартный язык английский…

…

– Есть сигнал. Сигнал устойчивый.

– Подтверждаю.

– Есть. Гонец над заданной точкой.

– Координаты подтверждаю…

Я подошел ближе, стал за операторами. Конечно, только очень добрый человек назовет все это «четким изображением», но видно было достаточно. Само поселение, конфигурация его улиц, подходы к нему…

– Можете отснять это? На карту?

– Да, сэр. Мы можем даже сделать карту в натовском стандарте с координатной сеткой на ней.

– Отлично. Это точно указанное село?

– Вот стоят машины, сэр. В горных селах на таких не ездят.

– Понял.

– Аппарат идет на точку два.

– Точка два, Паскаль…

Что такое Паскаль, я так и не понял, вопросов не задавал.

– Аппарат стабилен.

Точкой два обозначалась точка нашей высадки. От кишлака ее отделяло что-то около трех километров, но в горах три километра можно идти неделю.

– Внимание, активность…

Это была дорога. И что-то рядом с ней.

– До точки десять минут.

– Подожди…

Аппарат видел какое-то пространство и на нем грузовики и легковые машины. И рядом люди.

– А это что такое?

– Оружие. Я вижу оружие.

Я тоже видел оружие. И людей с оружием был не один, не два.

– Увеличь.

Камера начала наезжать.

– Оружие, подтверждаю…

Ну… вот, похоже, и встретились. Пусть и виртуально. Что-то мне подсказывает, что это те самые, которых я видел тогда ночью. На тропе.

Поскольку беспилотный аппарат македонской армии неожиданно засек подозрительную активность в районе границы, я принял решение выдвигаться как можно быстрее. Вертолет есть. Оружие есть. Карты есть. Поддержка есть, какая-никакая. Зачем тянуть? Решим проблему здесь и сейчас.

И потому я позвонил на стрельбище и приказал всем подтягиваться в аэропорт.

Всю мою группу привезли люди Пламена вместе со всем необходимым. В отдельной машине приехала Абаль – она должна была для отвода глаз купить билет, но вместо этого обмануть Пламена и его людей и ждать нас в пограничной зоне.

Я показал Абаль карты и снимки, она машинально кивнула. Было видно, что сейчас ее мысли очень далеко отсюда. Ее не отвлекали ни пассажиры, ни гул самолетных турбин…

– О чем думаешь?

– О чашке кофе…

– Я серьезно.

– Я тоже… – вздохнула Абаль.

– Абаль, мне приходилось терять близких людей. Их уже не вернешь. Можно только отомстить.

– Отомстить… – эхом произнесла она.

– Или простить. Это по-христиански.

– Вообще-то… – она прибрала волосы с лица и посмотрела на меня, – я пришла в СЕПО, потому что там работал мой дядя.

– Этот оперативник?

– Нет. Это был его друг. Они вместе рыбачили во фьордах.

…

– Знаешь… я закончила Кембридж, а потом курс подготовки агентов в MI6, британской разведке. Но присягу принимала уже у нас, в Швеции. Я клялась своему народу служить ему и защищать его.

– Это нормально.

– Да, но ненормально другое, понимаешь? Я не имею права применять насилие. Мы все не имеем права применять насилие, только в исключительных случаях. Но что делать? Скажи, что делать, когда стоишь перед ямой, полной трупов?!

– По-моему, ты для себя все уже решила.

– Да, но дело не в этом. Мы должны это сделать сами, понимаешь? Эти люди убили нашего гражданина, убили больше тридцати человек. Мы сами должны сделать это! А не продумывать стратегию правдоподобного отрицания!

– Правдоподобного отрицания… Это тебя в Англии научили?

– Какая разница? Да…

– Да в общем, никакой. Дело тут в другом. Я могу смотреть на вашу страну и ваше общество, Абаль, с позиции стороннего наблюдателя. И могу точно сказать – ваше общество разлагается и гибнет. Вы привлекаете к себе людей со всех стран, в которых идет война. И рано или поздно они поработят вас.

– Да, но я сама оттуда!

– Вспомни, сколько работал твой отец? Он много работал?

– Ну… да.

– Это потому, что вы были сильными. Нет ничего плохого в том, чтобы принимать гостей. Плохо, когда гости становятся хозяевами в вашем доме, когда вы отдаете им свою собственную страну. Эти люди приехали из тех стран, где плохо, из тех стран, где рознь и война. Но они не оставили это за порогом, они привезли это с собой. И только потому, что вы позволили им это…

– Да, но что делать?!

– Ты уже делаешь. Позволь спросить: оперативник, который мне помогает. Твой друг. Почему он это делает?

– Он… он однажды наткнулся в Интернете на видео. SaveDonbassPeople. Увидев этих людей, он был потрясен. Он понял, что причастен к этому. К убийствам, к страданиям этих людей… этих детей. Он понял, что, выступая на стороне США и НАТО, он становится соучастником преступления.

Я кивнул.

– Значит, и он делает. Он делает, ты делаешь, я делаю. Мои ребята делают, Пламен делает, отец той девчонки делает. Нас много. И мы не сидим на месте, мы действуем. Оглянись вокруг, Абаль. Посмотри новости. Мир, который мы знаем, кончается. То, что будет на его месте, зависит только от нас. Знаешь что…

…

– Говорят, что государственность Руси началась с того, что на ее землю пришли три воина из Скандинавии. Кто-то верит. Кто-то – нет. Но я верю в другое. В то, что рано или поздно мы сможем встретиться – потом, когда все будет кончено. Встретиться уже под своими именами. И пожать друг другу руки. Не тая камня в душе. И зная, что мы сделали все, что в наших силах.

Абаль долго смотрела на меня.

– Это точно будет?

– Обязательно будет, – заверил я ее.

– Знаешь… я не знаю, что будет… Но я не хочу, чтобы тебя там убили. Ты должен вернуться.