Альберт Байкалов - Отпуск на войну

Никита толкнул дверцу.

– Привет, сестренка! – Хитрук наклонился и на ходу сорвал прямо из-под ног несколько каких-то синих цветочков: – Принимай пациента!

– Что с ним? – спросила Катя.

– Упал. – Он остановился напротив нее и протянул букет.

– Засунь его, знаешь, куда? – отстранилась от него девушка.

– Чего так грубо? – бесцеремонно подвинул ее в сторону Хитрук и нырнул в палатку. Никита, наконец, встретился с Катей взглядом. Ее глаза лишь на мгновенье выдали волнение и испуг. Было видно, девушка тоже была готова к встрече, ведь отец рассказал ей все.

– Как тут Крым поживает? – донеслось уже изнутри.

– Пропал твой Крым! – не оборачиваясь, крикнула она. – С утра нет.

– Ты меня не знаешь, – шепнул ей на ухо Никита и протиснулся в проход.

Судя по всему, в этой палатке располагался пункт приема и сортировки раненых. Стояла невыносимая духота. Хитрук пил, запрокинув голову назад, воду из кружки.

Никита прошел к топчану и сел.

– Раздевайся! – сказала Катя, входя в палатку.

– Катюха, ты чего? – с деланым возмущением воскликнул Хитрук и стукнул кружкой по крышке бачка. – Я так сразу не могу. Лучше сначала пациента осмотри.

– Я не тебе, остряк! – злилась Катя, беря со стола тонометр. – Выйди лучше! Здесь все стерильно.

– Все, – поднял он руки, – шутка. Если что, я на улице, а то тут от жары загнуться можно.

Едва каратель вышел, Никита пересел на стул, стоящий по другую сторону стола.

– Как ты здесь? – вглядываясь в разбитое лицо, испуганно спросила Катя.

– За вами приехал, – одними губами ответил он. – Разве отец не сказал?

– Сказал. – Она обернула вокруг его руки манжет тонометра и вставила в уши трубки эндоскопа. – Сумасшедшие!

Никита хотел спросить, почему она говорит о нем во множественном числе, но тут послышался шум и в палатку ввалился какой-то военный в форме и пляжных тапках. Сунув руки в карманы, он подошел к столу и посмотрел на Никиту:

– Этого тоже госпитализировать будем?

– Семенюк просил, чтобы полежал пока у нас. – Катя стала сжимать грушу.

– И чего семеновцам неймется? – сокрушался военный, бесцеремонно разглядывая Никиту. – Второго избитого присылают.

– Вам-то что? – с раздражением спросила Катя. – Пусть хоть поубивают там друг друга. Достали уже.

– Ты тут без году неделя и уже стонешь, представь, каково мне? – стал жаловаться военный.

– Знаете, что? – вскинула на него взгляд Катя. – Я меньше всего ожидала, что вместо раненых мне придется принимать алкоголиков с белой горячкой и лечить побои.

– Насчет Крымчука ничего не слышно? – сменил тему военный.

Катя бросила грушу и вынула из уха трубку эндоскопа:

– Вы думаете, я его спрятала?

Военный поскреб затылок и направился к выходу.

Никита дождался, когда он выйдет, и слегка наклонился к Кате:

– Кто это?

– Наш начальник, майор Тарасюк.

– Главврач? – попытался угадать Никита.

– Здесь его называют начальником пункта тылового обеспечения. Как я поняла, к медицине он имеет лишь косвенное отношение. Хотя кое в чем разбирается.

– Крымчук, – следя за выражением ее глаз, повторил Никита. – Я уже слышал эту фамилию. Его случайно не Хитрук уделал?

– Случайно он, – подтвердила Катя. – А что?

– Хотел бы встретиться.

– Поздно. Он пропал.

– Куда?

– Тебе что, интересно знать именно сейчас? – вскинула она на него удивленный взгляд. – Поверь, это не та тема, на обсуждение которой ты тратишь время.

– Где Рита?

– Здесь, – шепотом ответила она. – Ее в прачечную определили…

– Что? – Никита не поверил своим ушам. – Как это?

Он прекрасно знал организацию тылового обеспечения в российской армии. Столовые, полевые заправочные станции, бани… Видел и мобильные прачечные, где операторы управляют процессом стирки, нажимая на сенсорные кнопки стиральных и сушильных машин. Такие перевозятся на большегрузных автомобилях и могут разворачиваться, где угодно. Только вот в разворованной армии Украины, где родители покупают на свои деньги сыновьям бронежилеты и обувь, до такого удовольствия далеко. Перед глазами сразу возникла согнувшаяся над ржавым корытом Рита. По самые локти красными от воды руками она трет солдатские подштанники. И все это на фоне натянутых между деревьев веревок, с которых свисают простыни…

– Гвардейцы раздобыли в деревне стиральные машинки и установили в палатке, – стала рассказывать она. – Несколько женщин из местных там работают…

– С ней все в порядке?

– Тихо ты! – испуганно округлила глаза Катя и тронула рассеченную скулу: – Швы бы наложить не мешало…

– Пустяки! – поморщился Никита. – Лучше скажи, где эта прачечная?

– Здесь, неподалеку, – кивком головы показала она куда-то в сторону.

– А на каком основании оставили?

– Сразу так и не расскажешь, – с опаской покосилась на выход Катя. – Я сейчас тебя положу…

– К вам пристают? – охрипшим от волнения голосом спросил он.

Катя едва открыла рот, чтобы ответить, как послышались шаги, и в палатку с шумом ввалился Хитрук:

– Ну что?

– Все, можешь уезжать. Больному придется остаться.

– Я в принципе не возражаю. – Хитрук сунул руки в карманы. – Семен так и сказал, пусть после «прописки» у вас отлежится…

– Так, может, ты нас обманул? – допытывался Грек. – Смотри.

– Чего мне вас обманывать? – устало вздохнул Балун. – Мало синяков?

– Плохо выполнял свои обязанности, вот и били, – предположил Тайшет. Он вернулся с «секрета» и готовился ко сну, расстилая на траве коврик.

Солнце перебралось в зенит, добавив страданий, а Грек все никак не мог поверить, что Балун ничего не знает о трансплантологах. Как оказалось, ополченцам нужен был свидетель, который бы подтвердил, что в лазарете отбирают здоровых людей, из которых делают доноров органов. Они утверждали, что практически все раненые, которые попадали туда, проходили полное обследование, после чего их переправляли в Киев или Днепропетровск, где специальные бригады врачей занимались выемкой почек, сердца, легких и печени… В общем, разбирали на запчасти. Солдат после всего объявляли пропавшими без вести. Грек никак не мог смириться с тем, что взял не того человека. Они надеялись, что им в руки попал врач или на худой конец кто-то из обеспечения лазарета, а Балун оказался обычным больным, который не только не знает о творящихся в лазарете делах, но и не верит в это.

– Не может такого быть, – повторился Балун. – Это же сумасшествие.

– Все может, – стоял на своем Грек. – Мы работали под Днепропетровском. Так вот там целые захоронения с табличками, на которых сделана надпись «хирургический материал» и стоит номер.