Терри Хейз - Я Пилигрим

Сарацин понимал, что замена этикеток будет долгим и трудоемким процессом, но ему повезло, что он выходил на службу один в ночную смену. Настоящей работы, которая могла бы отвлечь его, было мало. Сарацин столько раз прокрутил все в голове, специально потратив даже одну ночь на хронометраж своих действий, что знал: в намеченные сроки он уложится.

Оставалось девять дней.

Проехав семь сотен миль в обратном направлении, я прибыл в Бодрум поздним утром, все еще безуспешно пытаясь совместить то, что мне было известно о жизни Лейлы Кумали, с ее ролью в надвигающихся ужасных событиях.

По дороге я дважды останавливался, чтобы заправиться бензином и выпить кофе, оба раза проверяя мобильник и ноутбук в надежде получить свежую информацию от Бэттлбо. В электронной почте я обнаружил лишь спам: эти два ненужных сообщения были отфильтрованы и отправлены в корзину. Мое разочарование и беспокойство усилились: что, если хакер-самурай оказался ничуть не лучше спецов из ЦРУ? И тут я увидел, что ко мне спешит через весь холл управляющий отелем. Неужели на меня обрушилось еще какое-то несчастье?

Оказалось, что из-за сильной усталости чутье на этот раз мне изменило: турок просто-напросто торопился меня поприветствовать, потому что не верил в мое возвращение. Я быстро понял: мои слова про поездку в Болгарию он воспринял как выдумку, решив, что я убил Губку Боба и исчез навсегда.

– Вы человек многих больших неожиданностей, – заявил он, тепло тряся мою руку. – Это можно сказать про всех людей из ФБР?

– Что они красивые и умные? Про меня этого точно не скажешь.

Похлопав меня по спине, управляющий сообщил:

– Никто не приходил к вам с визитом. В газете написали: скорее всего, это был грабитель, который искал в доме деньги на наркотические цели.

Испытав облегчение, я поблагодарил его и отправился в свой номер. Первым делом проверил электронную почту в ноутбуке. От Бэттлбо по-прежнему ничего не было, и я понял, что, хоть и устал, заснуть не сумею: каждые несколько минут мне придется смотреть, не пришло ли сообщение.

Я вытащил папки с переданными мне Кумали бумагами, касающимися смерти Доджа. Чтобы не терять времени даром, пока посмотрю, нет ли в них следа американки, говорящей с характерным акцентом уроженки Среднего Запада.

И минут через сорок я таки нашел этот след: всего несколько слов в протоколе допроса, но мне этого было достаточно.

Кумали и ее коллеги просили друзей Доджа и Камерон рассказать, как они познакомились с этой богатой парочкой, и перечислить все встречи с ними в Бодруме. Это стандартный вопрос: копы хотели выяснить обстоятельства жизни супругов. К счастью, стенографирование в основном велось на английском.

Одна из бесед проводилась с неким молодым человеком по имени Натаниэль Клуниз-Росс, наследником богатейшей британской династии банкиров, знавшим Доджа много лет.

Англичанин приехал со своей подружкой из Сен-Тропе, чтобы провести неделю с Доджем и его молодой женой. В самом этом факте не было ничего примечательного. Ему было двадцать шесть лет, он совершал морское путешествие на круизной яхте стоимостью сто миллионов долларов. Среди пространных показаний Клуниз-Росса, занимавших с полдюжины страниц (англичанин в основном описывал, как богатые люди прожигали жизнь), попался эпизод, который показался мне интересным.

Молодой миллионер рассказывал о подогретой спиртным ночи, которую их компания провела в модном танцевальном клубе «Зулу» на побережье. Они прилетели туда вшестером на вертолете. В конце вечера Камерон случайно встретила знакомую молодую женщину по имени Ингрид, которая веселилась в другой компании.

Две группы молодых людей продолжили вечер вместе, сев за один стол. Самым интересным оказалось то, что в окружении Ингрид был некий парень, по-видимому итальянец, ее дружок, который описывал свои любовные приключения с дамами средних лет, приехавшими отдохнуть в Бодрум. Имени Клуниз-Росс не помнил, но, по его словам, парень этот работал массажистом на пляже.

Усталость мигом исчезла, я быстро и внимательно стал читать дальше. Просмотрев оставшуюся часть показаний англичанина, я не нашел больше упоминаний о Джанфранко, а также, что было для меня еще более важно, о женщине по имени Ингрид.

Зато я обнаружил в папке распечатку кадров, снятых камерами наружной системы видеонаблюдения, нечетких, на зернистом фоне. На одном снимке группа сильно подгулявших людей выходила из клуба «Зулу». Среди них были Додж с Камерон, молодой человек (по-видимому, Клуниз-Росс), сопровождаемый длинноногой подружкой в платье с глубоким декольте, а сзади – Джанфранко, почти незаметный на этом фоне.

Он обнимал привлекательную женщину с коротко подстриженными волосами, в мини-юбке, загорелую и гибкую, из числа тех красоток, кто всегда ведет себя и выглядит совершенно естественно. По какой-то странной прихоти судьбы девушка уставилась прямо в камеру своими большими, широко расставленными глазами, поэтому возникало впечатление, что она смотрит сквозь тебя. Моя интуиция, обостренная многочисленными трудными миссиями и бессонными ночами, сразу подсказала мне: это и есть Ингрид.

Я просмотрел другие папки: где-то должен быть основной список – указатель всех имен, всплывших в ходе расследования. Их было много, но Ингрид только одна.

Ингрид Коль.

Указатель давал ссылку на собранную о ней копами информацию. Обратившись к странице сорок шестой во втором томе, я убедился, что сведения об Ингрид практически отсутствуют: она показалась полицейским столь дальней знакомой, а ее связь с Доджем и Камерон – столь незначительной, что они даже не удосужились допросить эту свидетельницу. Однако ксерокопию ее паспорта все-таки сделали.

Взглянув на фото, я убедился, что это и есть та самая красотка с короткой стрижкой, что была снята у клуба «Зулу».

И хотя ее не допрашивали, можно было сказать определенно: во-первых, эта женщина знала Камерон; во-вторых, она являлась подругой, а может, даже и любовницей Джанфранко; и наконец, она была американкой. Паспорт свидетельствовал, что Ингрид Коль прибыла из Чикаго, самого сердца Среднего Запада.

Я порылся в других папках, надеясь разыскать еще что-нибудь об Ингрид, но не нашел ничего нового – только одно упоминание о ней заезжим английским банкиром и снимок плохого качества, сделанный камерой наблюдения.

Мои мысли несколько раз за день вновь возвращались к этому снимку, и, даже хорошенько порывшись в недрах памяти, я не смог вызвать из ее глубин образа более привлекательного, чем мисс (или миссис?) Коль. Как профессионал, я пытался сопоставить с ее обликом слышанный мною голос и, разумеется, вспомнил о гардениях…