Терри Хейз - Я Пилигрим

Бык, взревев от боли, рванулся ко мне, но его остановило плечо Сарацина, который встал между нами.

– Мы понапрасну тратим время, – сказал он, взглянув на Культуриста и Подручного. – Начинайте.

Я бы и рад был говорить им что-то оставшиеся шестьдесят три секунды, но эти типы, казалось, утратили интерес к моим словам. Двое албанских головорезов потащили меня назад по проходу. Я был удивлен: выходит, у них нет под рукой аккумулятора от грузовика или другого необходимого оборудования?

Ответ на этот вопрос я получил, когда увидел наполненную водой мраморную ванну и понял, что они задумали. Я отчаянно пытался на ходу перестроиться, ибо мысленно подготовил себя к боли, но не к этому ужасу. Мне казалось, что я вынесу зажимы-«крокодилы» и клещи, вырывающие у меня ногти, но теперь волочил ноги по земле, надеясь выиграть время – каждая секунда была крайне важна. Если я не стерплю и заговорю под пыткой, все пропало.

«Сорок два».

Тот наркокурьер в Кхун-Юаме, крутой парень со шрамами от мачете на груди, продержался двадцать девять секунд.

Сарацин остановился у мраморной ванны и по-арабски сказал что-то сестре. Слов я не понял, но его жестикуляция была достаточно красноречива: он предлагал ей пойти немного прогуляться. То, что они готовились совершить, было зрелищем не для женщин.

«Осталось тридцать восемь секунд. Не подведи меня, Бен».

Брэдли тоже следил за временем, но использовал для этого часы, поэтому его отсчет был несколько иным, более точным. По его версии, оставалось сорок шесть секунд.

Тучная няня обливалась путом. Казалось, ее ноги вот-вот подогнутся, не выдержав веса тела. Хуже того, она обмочилась в тот момент, когда поняла замысел Брэдли, и теперь стояла в луже. Действуя согласно моим инструкциям, Бен под дулом пистолета заставил ее и мальчика встать в центре кухни прямо под прочной кровельной балкой. Через семь минут женщина стала хныкать и просить помощи по-турецки. Мальчик, хотя и справился с первым приступом страха, продолжал плакать и звать маму.

Все это страшно действовало Брэдли на нервы, и, если он не смотрел в данную минуту на часы, то сидел, вперив взгляд в пол, с таким выражением лица, словно его вот-вот вырвет. Няня заметила это, несмотря на свое затруднительное положение, и подумала, что, может быть, он все-таки не такой уж плохой человек. Это вдохновило ее вновь пустить в ход свой ограниченный запас английских слов: бедняжка принялась умолять Бена освободить их.

– Молчать! – завопил Брэдли, а потом выкрикнул это еще громче и навел на няню пистолет, когда она не подчинилась.

Женщина вновь залилась слезами, малыш жалобно всхлипывал. Единственным желанием Брэдли было, чтобы это все поскорее закончилось. Обратный отсчет времени еще продолжался, но, вопреки моим наставлениям строго придерживаться графика, коп отсоединил мобильник няни от зарядного устройства. Бен оправдывал себя тем, что какое-то время уйдет на то, чтобы набрать номер мобильника Кумали и, если она не сразу возьмет трубку, произойдет задержка.

Телефон прозвонил четыре раза. «Ну же, бери его быстрее!»

Слава богу, она ответила, подумал Бен, услышав женский голос, сказавший что-то по-турецки. Она успела произнести лишь несколько слов, когда Брэдли перебил ее, сказав, что, если он действительно говорит с Лейлой Кумали, она должна его внимательно выслушать.

Женщина продолжала что-то бормотать по-турецки, не меняя интонации. Как будто она… И тут Брэдли понял: это автоответчик.

Няня уже едва стояла: слабые колени с трудом удерживали триста фунтов ее веса. Она заметила сквозь слезы: что-то неладно, Брэдли близок к панике. Американец тяжело дышал, не говоря ни слова. Голос в телефоне бормотал что-то на непонятном ему языке, он не знал, как расшифровать сказанное и что теперь вообще делать. Разработанный нами план такого не предусматривал. Куда, черт возьми, подевалась эта баба?

Бен взглянул на часы: через тридцать две секунды истекут оговоренные четыре минуты. Он уже собирался дать отбой и вновь набрать номер, когда голос в порядке любезности к клиентам повторил сообщение по-английски: «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

Брэдли опустил мобильник и уставился в пространство. Господи Исусе!

Кумали, спустившись с разбитой мраморной лестницы, оказалась в месте, которое особенно привлекало к этим руинам историков и археологов.

Она стояла глубоко под землей в сводчатом пространстве, сохранившем фрагменты мозаики и фресок, рядом с длинным ритуальным водоемом, поверхность которого была неподвижна, как сама смерть. Это был центр некогда находившегося здесь храма, место, где высшие сановники приносили подношения своим богам в благодарность за удачное путешествие. Кумали впервые побывала здесь много лет назад и теперь вернулась к мистической красоте этого места в надежде, что так далеко под землей она не услышит крики и отчаянные мольбы Спитца. Женщина и не подозревала, что в этом подземном пространстве лишилась мобильной связи.

Разглядывая свое отражение в зеркальной водной глади, Лейла пыталась убедить себя: что бы ни делал сейчас ее брат с американцем, это мало чем отличалось от того, что вытворяли с мусульманскими мужчинами в тюрьме Абу-Грейб и заливе Гуантанамо. Да и в Ярком Свете тоже.

Несколько успокоенная этой мыслью, Кумали прошла дальше, обогнула край водоема и углубилась в похожие на катакомбы коридоры храма.

Никакой звук или сигнал не могли побеспокоить ее здесь.

Культурист и Подручный нашли в куче камня и мусора короткую толстую доску и принесли ее. Я пытался сопротивляться, стремясь выиграть время, но из-за поврежденного колена и боли в груди не смог помешать головорезам прикрутить меня к этой доске тяжелыми кожаными ремнями.

Я лежал на спине, привязанный так туго, что был не в состоянии двигаться, когда надо мной возникло бесстрастное лицо Сарацина. Он протянул руку, взял меня за запястье, чтобы пощупать пульс, и удовлетворенно хмыкнул: по его ритму он понял, что я испуган.

Сарацин указал на Николаидиса:

– Когда я выясню то, что мне надо, этот человек, у которого выбиты зубы, спросит вас об убийстве, совершенном на острове Санторини американскими спецслужбами. Он хочет знать, кто заказал это нападение, а также имена исполнителей преступления. Вы меня поняли?

– Санторини? Даже не представляю, где это.

Кажется, я не сумел убедить их. Николаидис бросил Культуристу ведро и кусок грязного полотенца. Они собирались приступить к пытке.

Сарацин не сводил с меня глаз.

– Вы можете избежать этого, – сказал он.

Я ничего не ответил, и он пожал плечами.