Терри Хейз - Я Пилигрим

– Когда я был на Гиндукуше, мне помогал кое-кто из местных. Как вам известно, один из них решил нас предать. Я не могу позволить, чтобы это случилось. Вы должны назвать мне имя изменника.

– Если бы я даже знал и открыл его вам, меня бы тут же убили.

Сарацин кивнул:

– Я собираюсь убить вас в любом случае.

– Это понятно: иначе вы бы прятали свои лица.

Скорее всего, мне суждено окончить свои дни в водонепроницаемом саване, возможно уже припасенном для меня в рундуке катера. Спустя годы рыбаки вытащат из моря этот мешок. Если Бен не позвонит, лучше умереть еще до того, как они засунут меня туда.

– Если вы знаете, что все равно умрете, то какой смысл подвергать себя мучениям? Имя, мистер Спитц!

– Я агент ФБР. Приехал в Бодрум, чтобы…

– А что вы скажете о письме от заместителя директора ЦРУ, которое мы обнаружили в вашей электронной почте? – раздраженно выкрикнул он, вплотную приблизив ко мне лицо.

Я привлек на помощь все свои актерские способности, чтобы изобразить, насколько ошеломлен этим вопросом. Сарацин заметил это и улыбнулся:

– А теперь – имя предателя?

– Я агент ФБР…

Разгневавшись, он дал знак Николаидису. Грек обернул вокруг моего лица полотенце, впихнув его в рот, закрыв глаза и нос. Николаидис туго привязал концы этой тряпки к доске. Я оказался в темноте, воздуха не хватало, голова была так плотно прижата к доске, что я не мог даже пошевелиться. Я чувствовал, как они подняли меня, и, хотя находился в своем закрытом мирке темноты и ужаса, знал, что доска висит над водой.

По моим подсчетам, оставалось двадцать девять секунд – именно столько времени сумел вытерпеть наркокурьер. Несмотря на беспомощность и всю жизнь терзавшие меня сомнения в собственном мужестве, надо было продержаться хотя бы не меньше, чем он.

Наемники стали опускать меня, и я втянул в легкие воздух. Полотенце воняло по`том и машинным маслом. Последнее, что я услышал, – слова Сарацина:

– Да вы дрожите, мистер Спитц.

И вода поглотила меня.

Она омыла мое туловище, охладив гениталии и усилив боль в груди. Совершенно беспомощный, я опускался все ниже, ощущая, как вода плещет в затянутый ремнями затылок и наполняет уши.

Головорезы перевернули доску.

Вода залила мне лицо. Пытаясь не паниковать, не имея возможности пустить в ход руки или изогнуться, я сделал еще один большой глоток пропахшего машинным маслом воздуха, но в результате всосал через полотенце еще больше влаги. Вода полилась мне в горло, и я закашлялся.

Стена жидкости ударила мне в лицо. Я больше не кашлял, но задыхался, даже не зная, льется ли вода из ведра, или они еще глубже погрузили меня в ванну. Из-за ужасной необходимости втягивать воздух через пропитанное водой полотенце создавалась полная иллюзия того, что я тону.

Жидкость хлынула в ноздри и рот. Организм пытался защитить себя: сработал рвотный рефлекс, меня сотрясали конвульсии.

Вода продолжала накатывать на меня. Только одна мысль, одна вера, одна истина привязывала меня к жизни: «Еще восемнадцать секунд, и позвонит Брэдли. Через семнадцать секунд придет спасение. Шестнадцать…»

Меня охватил ужас, но я был связан так туго, что не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Вода все лилась мне в нос и в рот; казалось, что я вот-вот захлебнусь окончательно. От непрерывных рвотных спазмов саднило горло. Из-за отвратительного полотенца и льющейся потоком воды я не мог даже крикнуть, чтобы хоть немного облегчить душу. Не имея никакой возможности как-то проявить себя, ужас ушел внутрь, отдаваясь в сердце.

Ноги и спина инстинктивно дернулись, стремясь вырваться из плена, расходуя драгоценную энергию. Я ощутил, что опять погружаюсь в воду, которая окружила меня со всех сторон. Последовал новый всплеск рвотных конвульсий. Где же Брэдли? Почему он не звонит?

Какая-то часть крутившегося в вихре сознания подсказала мне, что я утратил счет времени. Сколько еще секунд? Не осталось ничего, кроме темноты и отчаянного желания дышать. Терпеть, держаться, выжить – других мыслей не было.

Погружаясь в ванну с закинутой назад головой, я провалился во тьму и всепоглощающий страх. Возможно, это было лишь еще одно большое ведро воды, но я ощущал себя так, словно нахожусь глубоко под ее поверхностью, задыхаясь, сотрясаемый рвотными спазмами. Я был в водной могиле, страстно желая глотнуть воздуха, мечтая выжить.

Когда я понял, что больше не выдержу, меня вдруг резко подняли; вода стекла с лица, и я смог втянуть немного воздуха сквозь полотенце. И как бы мал ни был этот глоток, он означал жизнь. Меня поставили на ноги. Выходит, Брэдли все-таки позвонил!

Я пытался заполнить легкие воздухом, чтобы до конца сыграть свою роль, но по-прежнему задыхался. Полотенце наконец убрали. Я втягивал воздух, грудь вздымалась, спазмы в горле не утихали.

Мне надо было привести себя в порядок. Господи боже, теперь настала очередь Сарацина вкушать плоды своих действий!

Под мою разорванную рубашку скользнула чья-то рука. Проморгавшись, чтобы стряхнуть остатки воды с глаз, я увидел, что Сарацин решил проверить, как у меня бьется сердце. Рядом с ним стоял старый греческий Бык, скаля свои покрытые пятнами зубы. Мой страх и отчаяние доставляли ему удовольствие.

На меня накатила волна жуткой паники: ничто не свидетельствовало о том, что ситуация изменилась в мою пользу. Я понял, что никакого телефонного звонка не было. Куда же пропал Бен, черт бы его подрал?

Я вновь провалился в трясину, оставшись наедине со своими врагами в «Театре смерти». Да, теперь я точно умру. Если бы Культурист и Подручный не держали доску, я бы упал на землю.

– Имя предателя? – спросил Сарацин.

Я попытался говорить, но глотку саднило от боли. Мозг, получив порцию адреналина и кортизола, лихорадочно работал. Вместо ответа я покачал головой, глядя в землю: нет уж, дудки, я не стану называть никаких имен.

– Вы продержались тридцать семь секунд, – сказал Сарацин. – Это больше среднего показателя, можете гордиться. Сделали все, что было в ваших силах. Но в нашей власти продолжить пытку и дальше. Все ломаются, выиграть не может никто. Назовите имя.

Руки отчаянно тряслись; казалось, я не сумею их остановить. Переведя взгляд на своего мучителя, я попытался заговорить:

– Ве… – Это прозвучало очень тихо, и Сарацин склонился ко мне, чтобы расслышать сказанное. – Верните полотенце на место, – прошептал я.

Он сильно ударил меня по лицу тыльной стороной руки, разбив губу. Но ему не удастся меня запугать. Я отыскал в глубине сознания маленький источник мужества, вспомнив шестьдесят семь этажей, которые преодолел Бен Брэдли.

Культурист и Подручный перевернули доску и поволокли меня обратно к ванне. Сарацин уже собирался привязать полотенце, когда Николаидис попросил его отойти в сторону. Я увидел, что он держит в руке молот каменщика – припасенное ими тяжелое страшное оружие, которое он вытащил из кучи обломков.