Терри Хейз - Я Пилигрим

Во всем здании люди лихорадочно решают, в какую сторону бежать: вниз, к выходу, или на крышу, где есть вертолетная площадка. Те, что выбирают путь наверх, гибнут: дверь на крышу закрыта, чтобы предотвратить самоубийства.

Лестница «А» полна дыма, пыли и людей; она залита водой, которая, вырвавшись из перегруженных спринклеров противопожарной системы и разрушенных труб, течет по ступенькам. Но инвалид в эвакуационном кресле не кричит, не зовет на помощь. Он просто ждет. Чего? Может быть, чуда.

Брэдли сделал паузу, по-видимому размышляя о чудесах. Когда через мгновение он вновь заговорил, голос копа дрожал от волнения, но он сумел справиться с собой.

– И вот далеко внизу об инвалиде в кресле узнает не очень крепкий мужчина средних лет и зовет на помощь добровольцев, чтобы они поднялись вместе с ним наверх и помогли спустить беспомощного человека по лестнице.

К нему подходят трое – обычные парни. Они идут наверх, вслед за этим мужчиной, и каждый берется за ручку эвакуационного кресла. Спасатели выбирают правильный путь: не вверх, а вниз по лестнице. Они тащат инвалида сквозь страшную давку, дым, воду, минуя эти проклятые повороты, где страшно тесно.

Он вновь сделал паузу.

– Спасатели тащили его шестьдесят семь этажей вниз! И знаете, что они там обнаружили? Выбраться из здания оказалось невозможно. Они спускались по лестнице так долго, что за это время рухнула соседняя Южная башня и завалила выход Северной, нарушив ее устойчивость. Представляете ситуацию? Впереди – куски бетона, позади – пожар. – Брэдли горестно пожал плечами.

Я не проронил ни слова. Да и что я мог сказать, если бы даже был уверен, что мой голос не дрогнет? Потоки скорби, больше ничего не приходило в голову.

– Повернув назад, они прошли через дверь в холл цокольного этажа. Вскоре все здание рухнуло к черту. Двое спасателей как-то сумели выбраться из завала вместе с инвалидом. Но двое других добровольцев не смогли этого сделать. – Брэдли помолчал. – Знаете, что отняло у них жизнь, мистер Кэмпбелл?

– Сострадание?

– Вот именно, я уже говорил об этом. Их убила не падающая каменная стена или пожар, а эта чертова попытка спасти кого-то еще. Вот в чем причина моей ярости. Где здесь справедливость? – Он перевел дыхание и тихо заключил: – У меня пропала уверенность, что я хочу и дальше жить в таком мире.

Зная, что Брэдли посещал эпицентр взрыва не один раз, я представил себе, как он стоит на снегу в сумерках – крошечная фигурка на многих акрах пустоты, где некогда возвышались башни-близнецы, – и пытается найти в себе душевные силы, чтобы жить дальше.

К счастью, Марси была рядом с ним. Он рассказал, что они держались за руки, когда он поведал ей о своем отчаянии.

– И что ты собираешься с этим делать? – поинтересовалась она как бы невзначай.

Он взглянул на жену в замешательстве, не понимая, что она имеет в виду.

– Да, Бен, я тебя поняла, тебе не нравится жить в таком мире, – сказала Марси. – Ладно. Но как говорят в таких случаях: ты намерен проклинать тьму или зажечь свечу? Позволь мне задать свой вопрос еще раз: что ты собираешься с этим делать?

Такой была Марси: в ее характере появилась жесткость и она не желала больше отступать ни на дюйм.

– Жена была права, конечно, – продолжал Бен. – И по пути к дому мы говорили о том, как жить дальше.

Проведя в больнице столько времени, я не имел возможности следить за тем, как продвигается расследование катастрофы одиннадцатого сентября. И пока мы шли домой, Марси рассказала мне обо всем, что знала сама: как семья бен Ладена была впоследствии тайно вывезена из США; что пятнадцать из девятнадцати угонщиков самолетов были саудовцами; что большинство преступников жило в Америке с просроченными визами, а некоторые из них учились водить самолеты, не проявляя при этом большого интереса, как их сажать на землю.

Стало ясно, что хотя угонщики совершили множество ошибок, они все-таки сработали лучше нас. Вряд ли можно сомневаться в правильности такого вывода. Доказательство этого – три тысячи погибших на контролируемой мною территории. К тому времени как мы добрались до Гринвич-Виллидж, я понял, что моя идея обретает ясные очертания.

Я обдумывал ее всю ночь, а на следующий день – это был понедельник – отправился в Нью-Йоркский университет и, образно выражаясь, зажег свою свечу.

Брэдли рассказал, что в большом офисном здании, выходящем на Вашингтон-сквер, он объяснил руководству колледжа, что собирается организовать мероприятие, которое станет в своем роде столь же знаменитым, как Всемирный экономический форум в Давосе, – ежегодную серию лекций, семинаров и мастер-классов для ведущих специалистов по расследованию преступлений со всего мира. Это, так сказать, будет площадка для демонстрации новых идей и достижений передовой науки. Председательствовать станут лучшие в своей области эксперты, здесь пересекутся все дисциплины, сотрутся все ведомственные границы.

– Я указал им через окно, – рассказывал Брэдли, – на место, где стояли башни-близнецы. – Разумеется, явятся новые, достойные погибших там люди, но пусть они будут лучше, умнее, сильнее прежних. К этому надо стремиться и нам, всем тем, кто проводит расследования. У нас есть одна четкая цель: в следующий раз мы должны побить террористов.

В помещении было одиннадцать человек, и, думаю, я завоевал сердца по крайней мере троих из них. Рассказал им историю о том парне в инвалидной коляске и напомнил, что их колледж расположен ближе всех от эпицентра взрыва, поэтому на них лежит особая ответственность. Если не они, то кто же?

К концу моего выступления половина присутствующих прониклась этой идеей, на глазах у некоторых даже заблестели слезы, и все единодушно проголосовали в поддержку моей инициативы. Может быть, на следующий год мне имеет смысл баллотироваться в мэры, – пошутил Брэдли, но чувствовалось, что ему было совсем не весело.

Он сказал, что организация Всемирного форума расследователей продвигается лучше, чем он надеялся, и одним духом выпалил перечень имен тех, кто согласился прочесть курс лекций или посетить это мероприятие.

Я кивнул: сказанное произвело на меня сильное впечатление.

А Брэдли продолжал:

– Да все это, что и говорить, крупные величины. Но одно имя отсутствует. Значение вашей книги трудно переоценить, и вы должны понимать, что…

– Так вот для чего вы приехали в Париж, – перебил я копа. – Чтобы завербовать меня.

– Только отчасти. Конечно же, прежде всего я хотел окончательно разрешить загадку Джуда Гарретта, но теперь, когда все прояснилось, у вас есть шанс внести свой вклад в общее дело. Знаю, вам нельзя признаваться, кто вы на самом деле, поэтому вас можно выдать, скажем, за специалиста, изучающего методы Гарретта в течение многих лет. Так сказать, за доктора Ватсона при Шерлоке Холмсе. За того, кто помог…