Александр Афанасьев - Жертва особого назначения

И он был не уверен в том, что сделает после «времени Ч». Бросит механизированную дивизию на Багдад или прикажет расстрелять заговорщиков на плацу?

Плац.

Грохот сапогов, резкие крики команд – занимались с новобранцами, с молодым пополнением.

Прохлада бронированного чрева внедорожника – это его служебная машина. Выстроившиеся у двух тяжелобронированных «Тигров» солдаты – разведподразделение его части, оно обеспечивает его охрану.

Дверь за ним закрылась, отсекая адское пекло улицы.

– Домой, эфенди?

Генерал не ответил. Удивленный водитель повернулся к нему.

– Нет, – неожиданно даже для себя самого сказал генерал. – В Багдад.

Водитель никак не проявил удивление. Как это и принято, он был дальним родственником генерала, вытащенным им из глубинки и преданным до конца: на Востоке к себе допускают только самых близких и желательно родственников. Они часто ездили в Багдад – Дияла недалеко, и генерал нередко участвовал во всевозможных совещаниях. В Министерстве обороны, иногда в «Русском доме» – как туда ехать, он помнил наизусть. Правда, когда надо было ехать в Багдад, обычно адъютант генерала доводил до него с утра, машину готовили к выезду – не дай Аллах остановиться на трассе. Сегодня никто не говорил, что надо ехать в Багдад. Но генералу известно лучше.

Перед КПП водитель посигналил, шлагбаум был уже открыт. Часовые стояли навытяжку. Пройдя КПП, машина вышла на дорогу, броневики следовали за ней. Выйдя на трассу, водитель повернул в сторону Багдада.

Затрещала рация.

– Лидер, я Прикрытие один, что происходит.

– Прикрытие один, я Лидер, эфенди генерал приказал ехать в Багдад.

– Лидер, в расписании на сегодня Багдада нет.

– Таков приказ господина генерала.

Несколько секунд молчания.

– Вас понял. Следуем.

Машины набирали ход. Окно не открывалось – бронированное. Генерал поставил низкую температуру на кондиционере. Он был близок к окончательному решению. Одному из двух – либо он выходит из игры, либо…

Он понимал, что с его выходом игра не кончится. И даже с его смертью не прекратится. Останутся те, кто доведет дело до конца.

В Мухабаррате ему могут не поверить. Президентский дворец – наверняка. В окружении главы государства есть те, кто завязан в заговоре. Единственная сила, среди которой точно нет заговорщиков, это те, кто все потеряет в случае заговора.

Да. Верно. Это – русские.

Машина начала замедляться. Причем ощутимо.

– Что там? – недовольно сказал генерал.

– Проверка, господин генерал. Блокпост.

Почему-то сейчас генерал Мохаммед Сафи все понял. Сразу. Без вариантов. Его неожиданная поездка в Багдад и блокпост на дороге – там, где его никогда не было и не могло быть. Он выглянул в окно и увидел парящий справа от дороги «Блекхок». Он не летел, а висел на месте, и это был не известный в Ираке американский «Блекхок» – американцы его в Ирак не поставляли. Это была его китайская копия, которые закупали для Мухабаррата и спецподразделений.

И просто так он тут оказаться не мог.

Генерал достал из кармана блокнот и ручку – привычка, приобретенная еще в Вестпойнте. Вырвал все исписанные страницы, резко нажимая пером на бумагу, написал – всем, кого это касается. После чего, одно за другим, перечислил все имена заговорщиков, которых он знал, имя и приметы американца-контактера и информацию о том, когда и как планируется выступление. Существовал еще один способ, как защитить обе семьи, – и ту, которая в США, и ту, которая здесь. Его Малика и его американский сын Мартин никому не будут нужны, если он будет мертв. Американцы – подонки, но у них нет традиции мстить. А его семья в Ираке останется жить в стране, где будет порядок. После того, как заговор провалится.

Просто раньше он запрещал себе думать об этом выходе. Но теперь понял, что другого нет. Он – главная проблема. Не будет его – не будет ничего.

Он торопливо писал, исписывая страницу за страницей неряшливыми английскими буквами – кому надо, тот поймет, а английским после переподготовки в США он владел на уровне. Торопился писать, боясь забыть что-то важное, то, что позволит тем, кто пойдет по следам, раскрыть заговор и выкорчевать его до конца. А когда все было написано, блокпост был уже рядом, и полицейские подступили к машине, он аккуратно положил блокнот на сиденье рядом с собой, достал пистолет, сунул его в рот и торопливо, боясь не успеть, нажал на спуск.

Информация, которую написал в своем предсмертном письме покончивший с собой генерал, попала в нужные руки и оказалась полезной, несмотря на то, что аресты уже шли. Перед саммитом брали всех, на кого что-то было. Эта записка послужила основанием для еще более массовых арестов. Генерал упомянул шестьдесят пять человек – к концу дня тридцать семь были арестованы, восьми удалось покончить с собой, пять оказали сопротивление и были уничтожены. Остальным удалось бежать, но опасности они уже не представляли.

Машину мне дали не свою – новую, бронированную по самое не хочу «Тойоту Ланд Круизер». Уровень бронирования – +8, а значит, автомобиль держит в упор пулемет и большинство «СВУ» – кроме, конечно, тех, что с ударным ядром. Я демонстративно отошел от той суеты, которая крутилась в Багдаде в связи с визитом, и взялся за дела иракские. То есть разбирать накопившиеся завалы, агентурные сообщения и материалы перехватов, писать планы реализации, согласовывать их с Мухабарратом и с нефтяной полицией. В общем, делать обычную работу, которую я и делаю большую часть рабочего времени. А вы думали, моя работа – это перестрелки и разборки? Ошибаетесь. Я не адреналиновый наркоман. Есть силовые подразделения, пусть они башкой дверь вышибают. А я прежде всего опер.

Хотя и хороший опер, нельзя не признать.

Ночи я проводил с Амани в нашем доме в центре Багдада. Дом был вполне безопасен, и наконец-то появилось то самое, незнакомое, до этого проявлявшееся лишь местами, чувство семьи. Хорошее, кстати, чувство. И знайте, что если кто-то из тех, кто это читает, тех, кто сам никогда не стрелял в человека, если кто-то завидует моей жизни, то точно так же я завидую вашей. В вашей жизни есть то, чего никогда не было и не будет в моей. Ощущение надежности. В той жизни, которую проживаю я, надежного нет ничего. Это война против всех и каждый день.

Ничего не происходило, и дата начала саммита все близилась. Я даже начал сомневаться в том, что Аль-Малик – реальность, а не плод моего больного воображения. Но, наверное, так и должно быть – как только ты расслабляешься, жизнь дает тебе оглушительную плюху.

Это произошло девятого, за два дня до визита. День начался как обычно – я проснулся, позавтракал, поехал на работу. В Миннефти – здание охраняется так, что террористам не пройти, – я отдал ключ Вовану и сказал, что он свободен до шестнадцати по местному. Иракцы, кстати, несмотря на сильнейшую жару, все больше переходят на наш график работы – по восемь часов [37].