Александр Афанасьев - Жертва особого назначения

– Я сказал – стой здесь и никого не пропускай. Никого!

– Слушаюсь!

Полицейский офицер обернулся и рыкнул на подчиненных. Я тогда не обратил внимания, что на его руке нет повязки командира патруля – у командира должна быть повязка в цветах национального флага.

Лифты были отключены для экономии электроэнергии и для того, чтобы никто лишний не ездил по ним сейчас. Двадцатичетырехэтажная высотка была пуста – только в авторитарной стране могут вот так вот взять и объявить выходной, приказать освободить целое громадное здание ради безопасности, закрыть весь центр города. И чем дальше, тем больше я убеждался в том, что это решение – ошибка, пусть недоказуемая, но ошибка. Ошибка страшная и скорее всего – не случайная. Потому что сейчас в распоряжении террористов – целое пустое здание. Здесь с этажа на этаж не ходят люди, здесь не работает лифт. Люди, случайные свидетели, способные заинтересоваться чем-то, увидеть неладное, поднять панику при виде оружия – вот самая надежная защита встречи на высшем уровне. И кто-то этой защиты нас лишил.

В наушнике перекликались голоса, шел интенсивный радиообмен.

– Лидер всем позывным, Лидер всем позывным. Аэропорт – четыре свободен, аэропорт – четыре свободен.

– Первый, проходим точку один. Дорога зеленая.

– Стрелок шесть один, здесь Контроль. Отклоняйтесь к востоку. Проверьте строения к востоку от линии Аэропорт.

– Контроль, здесь. Стрелок шесть, вас понял, ухожу восточнее.

На лестнице, между четвертым и пятым этажом, мне что-то не понравилось. Что-то, что заставило меня резко остановиться. Осмотревшись, понял, что именно – с утра на лестнице был уже тончайший слой пыли – она в Ираке везде, светлая песчаная пыль, напоминание о том, что мы в пустыне. Ее даже кондиционеры не отфильтровывают – слишком мелка. И вот здесь, на ступеньках, были следы, как будто кто-то поскользнулся. Присмотревшись, я обнаружил еще одно – ручка двери, ведущей в здание с пожарного выхода, была чуть сдвинута в сторону вместо того, чтобы стоять параллельно полу.

И я, не думая о том, что может быть граната, пинком вышиб дверь.

– Вакиф! Вакиф!

Комната. Простыня. Поставленные одна на одну парты, чтобы дать снайперу зону обстрела. Силуэт в черном.

– Вакиф! Вакиф вилла батух! [40]

Лазерный прицел на черном силуэте. А глаза отказываются верить в то, что видят. Слишком страшно это. Немыслимо страшно.

Винтовка. Похожая на те, которые применяются в соревнованиях по бенчресту. Массивный приклад, угловатое ложе, тяжелый ствол с большим титановым глушителем.

Это моя винтовка. Та самая, которую я хотел забрать домой как трофей.

Снайпер. Черная куртка, шапочка, скрывающая копну черных волос, обтягивающие ноги черные лосины.

Это моя женщина. Та самая, которую я хотел забрать в Россию. Та, которая мне дороже всех в этой ублюдочной стране.

Она – снайпер. Номер два – номер один, конечно же, Аль-Малик. Они задействовали чрезвычайную схему.

Только она видела, что произошло с тем джипом в Ар-Рутбе, когда он завернул за угол, – с того момента, как он завернул, до того, как он вспыхнул. Только по ее словам заключили, что Аль-Малик мертв, только она могла подтвердить, что из машины никто не выскочил до того, как она взорвалась.

Она лежала, готовая стрелять.

– Черт возьми, вставай!

Две пули выбили ножки у парты с одной стороны, и ее ложе снайпера перекосило. Она соскользнула с парты, на ней были стрелковые очки Wiley и стрелковые наушники. Она стояла передо мной, а я целился в нее. Без команды сняла наушники, а я не смог выстрелить.

– Зачем? – сказал я.

– Ты не поймешь.

– Черт тебя возьми, зачем!!! – заорал я.

– Я оставила диск… Ты знаешь где. Там все сказано. Я не могу сказать тебе это в лицо.

Она почему-то пошла к окну.

– Стой! – заорал я.

Но было поздно.

Я не запомнил сам момент выстрела. Просто в какой-то момент осознал, что лежу на полу. И она тоже лежит на полу, а в воздухе отчетливо пахнет кровью. Это бывает после серьезной перестрелки, когда кровь, выбитая пулями из тел, микрочастицы крови буквально висят в воздухе какое-то время. Но тут был всего лишь один выстрел.

Я подполз к Амани. Пульса на шее не было, она была как кукла, у которой разом обрезали все ниточки. Я сунулся под куртку – пальцы погрузились в горячую кровь, она была буквально растерзана высокоскоростной пулей крупного калибра, пробившей ее насквозь. Умерла, так и не успев ничего понять. И она знала, что будет, когда шла к окну.

Она хотела умереть.

Я обернулся. На стене – уродливый кратер, штукатурка и цемент – брызгами. Примерно прикинул, откуда стреляли, соединив прямой чертой то место, где стояла Амани, и кратер на стене. Получалось – справа вверху.

Пальцами, испачканными кровью, я провел себе по лицу, сам не знаю зачем. Потом нащупал наушник, вложенный в ушную раковину, забрал его, вставил в свою. Забрал и наклеенный на горло микрофон – ей тоже не потребуется.

А вот мне он нужен.

И винтовка.

Винтовку я зацепил с пола и стащил, просто разрушил ту пирамиду мебели до конца, и оружие само свалилось мне в руки. Тяжелая, в снаряженном состоянии – килограммов девятнадцать-двадцать.

– Салам, брат, – послышалось в наушнике. – Рад с тобой поговорить.

– Не брат ты мне.

– Мы с тобой братья, хоть ты этого и не хочешь. Мы родились на одной земле, в одной стране. Мы братья.

– У тебя больше нет страны, – сказал я. – И ты сам так решил.

Я повернулся на бок и достал рацию, чтобы сообщить о происходящем.

– Хочешь меня убить, брат.

– Еще как хочу. Ты даже не представляешь как.

– Тогда не вызывай свору. Не сообщай обо мне.

– Страшно?

– Нет, просто интересно. Давай установим правила.

– Да пошел ты.

Я почему-то не включал рацию. Не сообщал ничего.

– Правила просты. Я прослушиваю эфир. Если я услышу тревогу – ухожу. Позвонить по телефону ты не сможешь – сотовые отключены.

Это правда.

– Чего ты хочешь?

– Правды, брат. Только правды.

– Какая правда, потрох сучий. Ты убил ее. Я убью тебя. Вот и вся правда.

– Она сама этого захотела. Не хотела жить в том мире, который создаешь ты. И я не хочу. Давай попробуем выяснить, кто прав? Как в старые добрые времена. Один на один.

Я знал, что не справлюсь. Я просто хороший стрелок, а он снайпер. Я даже не помню наизусть поправки для своей винтовки, а вот он, я уверен, помнит. Мне никогда не выиграть эту дуэль. Но и уклониться от нее я не могу.

И не хочу.

– Попробуй, останови меня. У тебя винтовка, и у меня тоже. У тебя хорошая винтовка, я держал ее в руках. Если поднимешь тревогу – я уйду. Но потом вернусь.

Да, он вернется. Я знал это. Единственный способ это остановить – разобраться с этим. Здесь и сейчас.