Александр Афанасьев - Жертва особого назначения

Молчание.

– Ты слышишь меня, Сулейман.

– Слышу. Ты поздно догадался, русский.

– Не поздно! Пока ничего не произошло, слышишь! Не поздно!

Мусауи помолчал.

– Ты где? – просил он.

– В Багдаде. У меня дома. Я должен быть там, где встреча, понял? Я знаю Аль-Малика лучше, чем кто-либо другой. У него снайперская винтовка!

Несколько секунд подполковник молчал. Потом заговорил снова:

– Развязка на Аль-Фирдаус, знаешь, где это?

– Да! Знаю!

– Будь там через двадцать минут. Отзвонишь, мы тебя подберем.

– Двадцать минут? Я не успею!

– Твои проблемы, друг. Вы так любите отвечать, верно?

– До связи! – заорал я.

Двадцать минут.

Пять я потратил на то, чтобы как-то одеться. Обуться. Приводить себя в порядок времени не было, но адреналин успешно справлялся с последствиями наркотического опьянения. В гараже – в известном месте – лежал пистолет. Это был «Глок» с глушителем, тоже подарок – я его держал на всякий случай.

Теперь машина!

В том месте, где я жил, жили в основном экспаты [39]. Моим соседом был француз, он работал раньше на Total, пока его не сократили в связи с известными событиями в Африке. Он пару раз наведывался ко мне с соседскими визитами вежливости, но я особой вежливости и радушия не проявил и свой визит не нанес. Вряд ли я получу здесь машину, по крайней мере добровольно.

Вместо звонка я забарабанил в дверь. Француз появился с недовольным видом и булочкой в руке.

– Кес ке…

Вместо ответа я сунул ему под нос «Глок». Сосед мой побелел как мел.

– Сотовый. Давай, – сказал я на общепринятом английском.

– Да.

Он отступил – спиной вперед, – и я шагнул в коридор, который тут строили вместо холла или прихожей. На столике лежали ключи, бумажник, сотовый, а рядом еще один телефон, и явно женский. Дорогой «Верту». Я сграбастал оба. Бумажник тоже.

– Она – там?

Француз закивал так, что голова вот-вот оторвется.

– Пошли в гараж. И тихо.

Мы зашли в гараж – он был на три машины, как и во всех приличных домах здесь. Француз ездил на таком же «Ниссане», что и я. Рядом стояла черная приземистая машина, кажется – «Порше».

– Ключи – от какой?

Француз показал на «Ниссан».

– О’кей. Извини. Верну, хорошо.

– Что?

Я тряхнул пистолетом, француз побелел и снова заткнулся. Неудивительно, что в свое время они свою страну слили Гитлеру за месяц с чем-то, совсем неудивительно. А сейчас – еще хуже. Половина Европы – гомосеков. А в школах учат не как родину защищать, а как позу эмбриона принимать, когда страшно. Или когда бьют.

Мотор привычно взревел, топлива было больше полубака. Я газанул, и машина рванула с места, по пути снеся ворота.

Самый короткий путь от того места, где я жил, до развязки Аль-Фирдаус – это чуть вниз и на Аэропорт-роад. Со свистом, но не сегодня, в дни саммита глав государств. Эта дорога, конечно же, перекрыта.

Я пошел вверх, чтобы пробраться окольным путем, и тут же понял, что зря теряю время. При подготовке визита иракцы перекрыли Аэропорт-роад, перекрыли другие улицы, и сейчас большая часть Багдада стояла намертво.

Пытаясь прорваться, я вывернул руль, пошел на встречку. И почти сразу же ткнулся в грузовик. От лобового нас спасло только то, что скорость и там и там была минимальная, автомобильный поток тек со скоростью сметаны. Из грузовика выскочил иракец, потрясая кулаками и посылая проклятья на мою голову.

Жесть.

Я огляделся. Совсем рядом газовал на переделанной «Ямахе» молодой иракец, косящий под рэпера. Они даже говорили в основном по-английски, специально изучая американский «нигерский» сленг.

– Классно ты уделал тачку, мужик, – сказал он, гордясь выговором. Ну да, на моем «Ниссане» номера с желтым фоном, их экспатам выдают. Специально для удобства похитителей, как мрачно шутили.

– Это не моя тачка, – сказал я, врезал молодому рэперу промеж глаз и перехватил руль мотоцикла. – И твой мотоцикл тоже.

Мотоцикл был таким мощным, что в первый момент я подумал, что он просто вырвется из-под меня. Мотоцикл у меня был давно, он назывался «Иж Планета Спорт» и был вторым по крутости мотоциклом после «Явы». Но это было тогда, а этот был впятеро мощнее и рвался из рук. Я помнил, как переключать передачи – такой ножной рукояткой, переключающейся со щелчком, – и как рулить. Больше ничего не помнил, только пытался удержать мотоцикл на дороге и себя вместе с ним. Шлема не было, в лицо летела пыль, она здесь повсюду. Резало глаза. Но у мотоцикла было одно преимущество – он нес тебя вперед, как дьявол. В то время как все остальные стояли в безнадежной пробке, конец которой был близок.

Выезд на Аэропорт-роад прикрывал блокпост. Бронетранспортер перекрывал дорогу, по бокам стояли армейский «Хаммер» и пикап национальной полиции, бело-синий. Звук мотора моего мотоцикла услышали, вскинули оружие.

– Халас!!

Просто чудо, что не начали стрелять. Первый полицейский, подбежав ко мне, с размаху футбольным ударом пробил по спине. Второй ударил прикладом автомата. Понимая, что если сопротивляться, то озвереют и забьют, я только пытался прикрыться и орал: «Мухабаррат!»

Секунд через тридцать побоище прекратилось. Подошел кто-то из офицеров.

– Мухабаррат, – прохрипел я, потому что дыхания уже не было.

– Документы, – требовательный голос. – Обыскали?

Только сейчас солдаты догадались, что надо меня обыскать, и обыскать как следует. Они даже не проверили, есть ли у меня пояс смертника.

– Пистолет!

Хорошо, что не выпал.

– Где документы?

Солдаты шарили по карманам, но бить уже боялись. Забрали телефон и ключи от машины – они были в кармане, хотя самой машины уже не было.

– Документов нет, Амалла-бей.

Офицер пихнул меня сапогом.

– Ты кто? Говоришь по-арабски.

– Я руси, руси.

Офицер пнул сильнее.

– Арабский? Говоришь?

– Подполковник. Сулейман Мусауи. Позвони ему.

– Что ты говоришь, безродное отродье?

Офицер употребил ругательство, после которого обычно начинается поножовщина, но мне было плевать.

– Подполковник. Мусауи, – сказал я. – Позвони ему. Я человек Мухабаррата.

Офицер раздраженно пихнул меня ногой.

– Что говорит этот сумасшедший?

– Он говорит про какого-то подполковника, бей.

И тут мне снова повезло – фортуна наконец-то повернулась лицом ко мне. Ничто не мешало этому офицеру, явно не слишком-то тяготящемуся требованиями закона, бросить меня в багажник, а потом выбросить на окраине на свалке. Меня даже убивать не надо будет – несколько часов в багажнике без воды, и готово. Не я был бы первый и уж точно не последний. Но кто-то из солдат понял, что я говорил. А среди солдат могут быть осведомители того же Мухабаррата, даже наверняка есть. И поступив так, этот офицер и сам рискует оказаться в камере, а потом и перед военным трибуналом. А оно ему надо?