Александр Тамоников - Детонатор

А примерно месяц назад отношение к ней изменилось, как по мановению волшебной палочки. Ее стали хорошо кормить и часто выводили на прогулки, «чтобы личико разрумянилось», как сказал один из ребят Сердюка. Заведя как-то Христину в лесочек, он велел ей раздеться, а когда она отказалась и пообещала пожаловаться, струсил и долго извинялся. Героин теперь был неразведенный, качественный, без побочных эффектов в виде рвоты и нагноений на местах уколов. Все это было подозрительно. Однако Христина предпочитала не задумываться о причинах такого ласкового обхождения. Да и мозги у нее были не те, чтобы мыслить. Герыч выел из них все, кроме самых примитивных инстинктов и импульсов.

Накануне поездки в Вологонск в деревню приехал Петро Сердюк и переговорил с Христиной без свидетелей. Он показал ей внушительную пачку стодолларовых купюр и сказал:

— Эти деньги станут твоими, когда сделаешь работу.

Она спросила какую. Он пояснил:

— Нужно будет перебросить маленький сверточек из Вологонска в Ново-Матвеевск. Знаешь, где это?

— Конечно. Сто раз туда ездила.

— Съездишь в сто первый, — сказал Сердюк.

— А что в сверточке? — спросила Христина опасливо.

— Я мог бы тебе не говорить. — Он задумчиво почесал свой мощный загривок. — А, да черт с тобой. Повезешь ЛСД. — Он снова поскреб затылок. — Машиной опасно, вдруг остановят. Поэтому лучше автобусом. Затесаться среди пассажиров, и незаметно, незаметно…

Сердюк поводил распрямленной ладонью, что напоминало движение рыбы, виляющей под водой.

— А потом? — спросила Христина.

— Потом получишь деньги и гуляй на все четыре стороны.

Сердюк похлопал по толстой пачке стодолларовых купюр:

— Тебе хватит. А там…

Он не договорил, но Христина прекрасно поняла, что он имеет в виду. Век героинщиков недолог. Счет не на годы идет, на месяцы.

Тем не менее она согласилась. Как согласилась доставить несколько приятных минут Сердюку, после чего долго полоскала рот и не отваживалась посмотреть на себя в зеркало.

После этого от нее уже никто не требовал услуг сексуального характера. Сердюк и Кроха, доставившие Христину в Вологонск, были с ней предельно вежливы и предупредительны. Пригрозили, правда, шкуру с нее заживо содрать, если попробует бежать со свертком, но сделали это без ругательств и рукоприкладства. В этом Христина подвоха не увидела. Все-таки товар на большую сумму — это не шутки. Обстоятельства вынуждали мужчин носиться с ней как с писаной торбой, они и носились.

Утром перед ответственной поездкой Кроха накормил ее специально заказанной пиццей и разрешил вколоть дозу, но небольшую, исключительно для поддержания тонуса. Потом вручил ей полиэтиленовый пакет и сунул в руки пульт дистанционного управления.

— Для чего он мне? — удивилась Христина. — Разве в наших автобусах телевизоры установлены?

— Это сигнализация, — терпеливо пояснил Стефан. — Ты обязательно должна нажать на красную кнопку, когда автобус вырулит со станции и будет проезжать мимо рынка. Ну, где вечно народ толпится.

— Зачем это?

— Чтобы мы знали, что все в порядке. Не раньше и не позже. Рядом с рынком. Мы с Петром будем ехать на машине за автобусом.

Христина пожала плечами:

— А разве нельзя просто помахать рукой в окошко?

Стефан медленно качнул головой из стороны в сторону.

— Нельзя. Нажмешь кнопку.

— Ну, хорошо. А если что-то пойдет не так?

— Тоже воспользуешься красной кнопкой. Только не снимай палец. Дави несколько секунд. Мы подскочим.

Христина не разбиралась в радиотехнических и электронных премудростях, поэтому послушно кивнула. Ей пришлось делать это несколько раз кряду, ведь Стефан не ограничился одним инструктажем, а повторил сказанное трижды. Наконец, велел Христине одеваться и отвез на автовокзал.

А теперь она сидела ни жива ни мертва и смотрела на водителя автобуса, который явно что-то заподозрил. Сначала предложил пассажирам предъявить билеты, а потом приготовился броситься на Христину. Это было видно по его напряженной позе, по цепкому взгляду, по вздувшимся желвакам.

Христина запустила руку в пакет, приготовившись утопить красную кнопку и не отпускать ее, пока Кроха и Сердюк не примчатся на выручку.

В этот момент водитель прыгнул в пассажирский салон. А потом все утонуло в ослепительной вспышке.

«Все!» — промелькнуло в мозгу водителя Караваева за доли секунды до того, как мозг этот был выдавлен из расколовшегося черепа и выжжен беспощадным пламенем такой чудовищной температуры, что эксперты потом находили среди черных обломков расплавленные золотые коронки и латунные блямбы вместо джинсовых пуговиц.

Одежда и волосы людей, которые сидели в автобусе, вспыхнули, а сами они были разорваны в клочья. Пассажиры, стоявшие снаружи, бросились врассыпную, закрывая головы от падающих кусков плоти и обломков. Каждый думал, что он погиб, и по всему вокзалу раздавался полный отчаяния многоголосый крик.

Продавщицу мороженого отшвырнуло от лотка метра на три, она с размаху села на скамью, увидела гигантский клуб черного дыма и лишилась глаз, выжженных языком пламени. Ударная волна разбрасывала в стороны или сбивала с ног всех тех, кто имел несчастье оказаться в пределах досягаемости, и троим из них было не суждено подняться. Кроме того, взрывом снесло козырек здания вокзала, под которым нашли смерть еще двое.

В общей сложности террористический акт унес жизни тридцати одного человека, а еще двадцать получили тяжелые ранения и травмы. Тех, кто отделался вывихами, синяками и царапинами, никто не считал — не до того было. Шок был настолько сильным, что многие очевидцы, включая мужчин, бились в истерике.

Но громче криков звучал визгливый смех продавщицы мороженого.

— Я ничего не вижу, я ничего не вижу! — причитала она, содрогаясь от конвульсий, напоминающих хохот.

Если бы она не ослепла, ее взору открылась бы ужасная картина. На месте «ПАЗа» чернела груда обломков — неправдоподобно маленькая по сравнению с автобусом, из которого она образовалась. Тела пассажиров — за исключением тех фрагментов, что разбросало по округе, — обратились в чадящие головешки. Продавщице мороженого, например, казалось, что где-то рядом подгорела шаурма, но это была такая мелкая неприятность на фоне огромной беды, постигшей ее.

Поднявшись со скамьи и выставив перед собой руки, продавщица принялась шарить ими, приговаривая:

— Лоток… Где мой лоток с мороженым?

Морозильный агрегат, как ни странно, уцелел, лишь слегка помялся при ударе о металлическую опору. Но раздвижные пластиковые покрышки расплавились, а электрический шнур воспламенился, так что мороженому было суждено превратиться в липкую кашу. Почему это так беспокоило ослепшую продавщицу? Почему искала она не врача, а свой дурацкий лоток, никто не знает. Природа человеческой психики представляет собой неразрешимую загадку даже в обычных условиях, не говоря уже об экстремальных, когда люди частично теряют рассудок и ведут себя так, словно их подменили.