Евгений Сухов - Трактир на Мясницкой

– Стоп, – что-то внутри меня включилось, но я пока не понял что. – Убить, чтобы освободиться от зависимости, ты так сказала? А от какой зависимости освободиться?

– Ну, как? – Катюшка посмотрела на меня как на пацаненка, только-только пошедшего в первый класс. – Женщины во многом очень зависят от мужчин. И привязываются к ним исключительно исходя из черт характера мужчин, пусть даже и не очень лучших. Иногда мужчины держат возле себя женщин просто так, чтобы была под рукой. Авось как-нибудь потом и сгодится.

– Да, так бывает, – согласился я.

– Ну, так вот, – промолвила Катюшка. – И мы, женщины, все это прекрасно видим и понимаем. Это вы, мужчины, думаете, что баба просто привязалась, как кошка, и знать ничего не знает. Знает баба, все она знает. И все время хочет освободиться от этой привязанности. Только вот получается это далеко не всегда.

– А если мужика убить, значит, получится и освободиться от его зависимости? – спросил я.

Внутри меня снова что-то словно включилось, и в голове всплыл образ Сергеевой. Не Аделаиды Максимовой или Тамары Голубевой, хотя предсмертное слово «сука» вполне подходило им обеим, а именно сушефа ресторана «Трактир на Мясницкой» Натальи Михайловны Сергеевой. Подсознание выдало мне ее образ со всеми фразами, намеками и полунамеками относительно Натальи Михайловны. Это ведь ей не хватало свободы и независимости. Это ведь она хотела освободиться от влияния Максимова. Ай да Катюшка. Ай да молодец!

Я благодарно посмотрел на девушку. И она, думая, что я жду ее ответа, сказала:

– Да, все так. В случае смерти объекта привязанности самой привязанности тоже не будет. Это же ясно как день. А освобождаются от привязанности таким образом только те женщины, которые входят в самую опасную категорию. Которые никогда и ничего не прощают. И таких женщин, – Катюшка хитро прищурилась, – не так уж и мало.

– Чур меня, – произнес я и передернул плечами.

Катюшка уже открыто усмехнулась.

– Интересно как у вас все устроено, – съехидничал я.

– Ничего интересного, все устроено вполне понятно и обычно, – не согласилась девушка. – Просто ты мужчина и не можешь посмотреть на ситуацию глазами женщины.

– Естественно, не могу, – констатировал я и с чувством добавил: – И… спасибо тебе.

– Не за что.

– Нет, есть за что. Ты многое мне прояснила.

– Слушай, а ты правда думаешь, что передача у меня может получиться классная?

– Правда, – ответил я честно.

Володя позвонил аккурат во время того, как я обдумывал сказанное Катюшкой применительно к Наталье Сергеевой. Отравить Максимова она вполне могла. И мотив имелся весомый, если принять во внимание психологию женщин, про которую мне так хорошо поведала Катюшка. Но вот зачем Сергеевой нужно было убивать Голубева?

– Ну, что, как наши успехи? – спросил я Коробова. – К кому из наших фигурантов ездил отставной зэк и домушник Скворцов-Птаха?

– Не к Аделаиде Максимовой. – Володя выдержал мхатовскую паузу. – Он ездил к…

– Погоди, погоди, – перебил я своего друга. – А хочешь, я с первого раза догадаюсь, к кому ездил покойный Скворцов и кто является его московским родственником?

– С первого раза? – с сомнением переспросил Володька.

– С первого! – уверенно подтвердил я.

– Ну, попробуй, – в голосе Володи я почувствовал снисходительные нотки.

– Отставной зэк и домушник по кличке Птаха ездил… – тут уже я сделал эффектную театральную паузу, после чего выпалил: – к Наталье Михайловне Сергеевой.

– Черт возьми, – Володя на том конце линии был явно обескуражен. – А ведь ты прав, Старый! Откуда ты знаешь?

– Я пришел к такому выводу путем сопоставления женской психологии с реалиями нашей жизни. То есть дедуктивным способом, – заявил я не без самодовольства и гордости за себя. – А ты как это узнал?

– Мне пришлось куда труднее, я собирал факты, – обиженным тоном промолвил Володя. – Перелопатив при этом груду бумаг.

– Ну, и кем приходится Сергеева нашему Птахе? – спросил я таким тоном, каким старшие обращаются к младшим. – Племянницей?

– Опять в яблочко попал, – проворчал Коробов. – Она ему племянница по линии его покойной жены. А Сергеева она по мужу. Когда ей было восемнадцать, она вышла замуж за однокурсника Антона Сергеева. Через два месяца они развелись, но фамилию мужа она себе оставила. А девичья фамилия у нее – Горюнова. Как и у жены Скворцова… – Володя малость помолчал, но потом не выдержал и сказал: – Старый, и как это у тебя только получается так угадывать? Мне бы твои таланты! Может, и на бегах сумеешь угадать? Тогда разбогатеем!

– Я не угадываю, гражданин следователь по особо важным делам, я делаю умозаключение, – произнес я гордо. – Я ведь тебе давно говорю, что я прирожденный сыщик, а ты все не соглашаешься, – не преминул я уколоть Володю, который всегда спорил со мной по этому поводу. – Ладно, что будем делать дальше?

– А ничего, – уныло ответил мой друг.

– То есть как это – ничего? – не понял я настроения Коробова. – Брать надо Сергееву и трясти ее.

– Мне этого никто не разрешит. То есть уже не разрешили.

– Это почему? – спросил я, хотя начал уже догадываться о причинах расстройства Володи.

– Потому что ей нечего предъявить. Нечем нам ее прижать. Улик-то никаких. Только одни предположения. Не выкручивать же ей руки, сам пойми!

– Но это же к ней приезжал квартирный вор Скворцов.

– К ней. И что с того? Посещать время от времени своих родственников – это право любого гражданина Российской Федерации, если хочешь.

– А ты не думаешь, что это отставной домушник Скворцов по просьбе Сергеевой вскрыл квартиру Дрего Мора и подложил в ящик его стола семена клещевины и эту, как ее…

– Белковую вытяжку, – подсказал Володя. – Да, я точно так и думаю.

– Ну вот, – сказал я. – Ведь именно для того, чтобы подставить итальянца, Сергеева и пригласила своего криминального дядюшку в Москву.

– Все верно, – согласился Володя.

– А потом, скорее всего, перед самым отъездом Скворцова-Птахи в Рузу, Сергеева его отравила, – вполне резонно предположил я. – Угостила чем-нибудь – и привет.

– Тоже верно, – подтвердил Володя. – Только ничего этого мы доказать не сможем.

– Совсем ничего? – спросил я убито.

– Совсем, – так же убито ответил Коробов.

– И что теперь делать? – задал я сакраментальный вопрос, на который получил не менее сакраментальный ответ:

– Думать… Думать, как ее прижать!

Вы задумывались когда-нибудь, что такое мысль? Откуда она приходит, куда потом девается. И вообще, как получается так, что мысль вдруг возникает? Ведь ничего случайного в мире нет, стало быть, и мысль есть следствие чего-то закономерно увиденного или услышанного, а может, и желаемого. Возможно, что даже подсказанное откуда-то извне. Наверное, все перечисленное (а перечислено далеко не все) и составляет причины появления какой-то конкретной мысли.