Сергей Зверев - Мятежный остров

– Это на содержание… И за ваше усердие. – Он положил деньги на стол.

– Всегда рады помочь нашим американским друзьям. – Сеньор Фернандес сгреб пачку денег, открыл сейф, положил в него доллары и закрыл на ключ.

Мистер Грин предложил сеньорам Фернандесу и Пеллегрино по кубинской сигаре. Сам дал им прикурить от своей зажигалки «Зиппо».

– Карла Свенссона надо сломать… Морально, – протянул он.

– Сейчас будет построение. Хотите посмотреть наши методы? – поинтересовался у американца начальник тюрьмы.

– Не очень. Я утомился от перелета, – честно признался Генри.

– Могу предложить комнату для гостей в моем особняке, – растянул губы в заискивающей улыбке сеньор Фернандес.

– Буду вам очень признателен, – согласился американец.

– Мой племянник вас проведет. – Начальник тюрьмы кивнул Пеллегрино.

Тот выпустил изо рта клуб дыма и произнес:

– Да, конечно… Пройдем прямо сейчас.

– Да, если можно, – попросил утомленным голосом мистер Грин, – хочу прилечь.

Американец и начальник медицинской службы отправились к воротам тюрьмы, а сеньор Фернандес – на плац.

Пеллегрино Родригес на самом деле приходился племянником начальнику тюрьмы и был очень похож на своего дядю. Такой же низкорослый, сутулый, кривоногий, и взгляд узких глаз был таким же колючим. Пеллегрино сам чуть не попал в места заключения из-за аферы с медицинскими страховками. Но связи дяди помогли замять дело, правда, пришлось срочно вывезти племянника подальше от шумных городов, наводненных пронырливыми газетчиками. Фернандес предложил возглавить Пеллегрино медицинскую службу тюрьмы. Тому, хочешь не хочешь, пришлось согласиться.

Особняк начальника тюрьмы, построенный на манер американских вил, – влияние следующей после Испании державы, чьей колонией были Филиппины, находился в тридцати шагах от тюремной стены. Правда, большинство имеющихся окон виллы выходило на океан. Мрачные стены тюрьмы не улучшали настроение обитателей дома. Сеньор Фернандес был бобылем. В доме с ним жила экономка Кармелита – миловидная филиппинка лет тридцати пяти. Она следила за порядком, руководила работой садовника, повара и приходящей прислуги.

Комната для гостей, обставленная старинной мебелью, мистеру Грину понравилась. Американец с удовольствием прилег на длинный, вычурной формы диван и задремал.

В это время на плацу, который представлял собой вытоптанный прямоугольник, построились около шестидесяти заключенных в оранжевых робах с черной полосой. Напротив них с карабинами на плече и дубинками в руках стояло больше десятка охранников.

– Вы мразь! Вы грязные свиньи! Вы дерьмо, ублюдки! – начал Фернандес. – Вы недочеловеки! Вы даже недообезьяны! Вы плевок на нашей прекрасной земле! И вы это почувствуете! А теперь к работе! Бегом!

В одном углу тюремного двора лежали железобетонные балки, которые с трудом могли поднять два человека. Задача заключенных была перетащить их на руках в другой угол и уложить в идеальный штабель, сантиметр в сантиметр. За этим внимательно следили надсмотрщики и довольно часто сам начальник тюрьмы. Как только штабель был уложен, его тут же разбирали и балки перетаскивали в другой угол тюремного двора.

Отдых был только во время обеда. И ужина. И ночью. Бывало, что заключенных делили на несколько команд, чаще всего на три. Каждая должна была соорудить свой штабель. Выигрывала та команда, которая справлялась с заданием раньше других.

Надсмотрщики пинками и дубинками подгоняли заключенных. А начальник тюрьмы сеньор Фернандес, начальник медицинской службы Пеллегрино и начальник охраны в это время сидели на террасе, пили виски или ром, закусывали, делали ставки и болели каждый за свою команду. Проигравшую команду наказывали – загоняли на ночь не в барак с нарами, а в вырытую, постоянно сырую от влажной почвы яму, настолько тесную, что два десятка человек там могли уместиться только стоя. Случалось, что одна и та же команда проигрывала несколько раз подряд. Это чаще происходило с командами Пеллегрино: он желал угодить дяде, и надсмотрщики не сильно подгоняли его команду.

В первый же день Рождественского поставили в пару с громилой из России, который во время сеанса магии вуду задавал Виталию вопросы на русском. Его звали Дмитрий Харлампиев, он сам вызвался работать вместе с новым «белым».

– Поганяло мое Харламп, – вместо приветствия проговорил он на русском.

Рождественский сделал вид, что не понял. Тогда Дмитрий перешел на английский, которым владел довольно плохо:

– Нам, братьям по цвету кожи, среди этих азиатов надо держаться вместе. И в случае чего полагайся на меня. Я здесь кое-что разузнал, за деньги, конечно же. В общем, могу на волю весть отправить.

– Я плохо вас понимаю. – Виталий подозревал, что этого громилу ему подослал Генри, и решил держаться с ним настороже.

– Ладно, потом поговорим. Тащи балку.

Охранники, угрожая дубинками, кричали:

– Темпо! Темпо!

В конце дня Рождественский обессилел. На руках полопались кровавые мозоли. Болело все тело: спина, ноги, руки, шея. Он забился на нары, закрыл глаза. Но его стащили. Охранники погнали его к воротам тюрьмы, а затем в особняк Фернандеса Чуймончо.

В отдельном кабинете его ждал мистер Грин.

– Ну как вы? – поинтересовался американец и, выражая сочувствие, покачал головой.

– Я не понимаю… Я шведский подданный. – Рождественский собрал последние моральные и физические силы, чтобы возмутиться.

– Мы это уже слышали… – перебил Генри. – Как вы сами думаете, вы долго в таких условиях выдержите?

Виталий промолчал.

– Признавайтесь и соглашайтесь на сотрудничество. Тогда вы останетесь с этой стороны тюремных ворот.

– Мне не в чем признаваться, мистер Грин, – усталым голосом проговорил Виталий.

– Ну, тогда вас ждут новые испытания, – ехидно сказал Генри.

В северном пригороде Манилы порыв ветра повалил мачту электропередачи. Местный полицейский участок оказался обесточенным – вырубились кондиционеры, вентиляторы, компьютеры. Правда, стражам порядка было к этому не привыкать. Электричество пропадало частенько. Для освещения домов в дневное время местное население вместо лампочек использовало прозрачные пластиковые бутылки с чистой водой. Вставленная в специальное отверстие в крыше, такая бутылка прилично рассевала солнечные лучи и неплохо разгоняла мрак в углах комнат. Кондиционеры в частном доме могли быть заменены настежь открытыми окнами и дверями. Однако в полицейском участке открывать окна и двери не разрешалось – ведь в кабинетах столько всевозможной документации, за которую преступники могли выложить кругленькую сумму или предпринять отчаянную попытку завладеть ею. А духота в жаркие дни в помещении становилась невыносимой.