Сергей Зверев - Порт семи смертей

От него зависела дальнейшая судьба нескольких десятков человек, морпехов и местных ополченцев.

Четверо морпехов во главе с Голицыным волокли на себе боеприпасы, которые вытащили из кузова подбитого грузовика, и бежали по направлению к более-менее укрепленным складам, стараясь как можно быстрее покинуть открытое пространство.

Три БМП французов синхронно выкатились по фронту и начали обстреливать позиции морпехов.

Татаринов бежал обратно на позицию и орал:

– Голицын! Бегом с оружием ко мне!

– Выполняю, – хватая ртом кипяток-воздух, ответил обливающийся потом старший лейтенант.

Татаринов вернулся к своим. Как и ожидалось, следом за броней показались французские десантники.

Увешанная боеприпасами подмога бежала к складам как только могла. Когда до небольшого заборчика оставалось не более сотни метров, с ближайшей сопки, с фланга, заработал пулемет, и несколько человек сразу же уткнулись в землю без движения.

Вот и пригодился «ГМ-94». Малыш одну за другой выпустил три гранаты по огневой точке. Пулемет захлебнулся сразу же, но мичман не жадничал и для верности произвел еще выстрел.

Миниатюрное оружие, напоминающее небольшое помповое ружье, позволяло поражать огневые точки на расстоянии в несколько сотен метров. ОНВ – очень нужная вещь. Бежать в горку и осматривать место времени абсолютно не было.

В этот момент навстречу выбежал Татаринов вместе с остатками взвода.

Местные, увидев, что русские бегут, тоже остановились, а затем обратились в беспорядочное бегство. Несмотря на то что воздух на данный момент в его легких был дефицитом, Татаринов заорал:

– Стоять! Стоять! – Нагнав человека с гранатометом, он стал показывать на сопки.

Мысль была достаточно простой. Отойти. Заманить противника на склад, где боевые машины пехоты станут неповоротливы, самими забраться на стратегические высотки и с них уничтожить бронированные цели.

Увидев, что русские бегут, легионеры, ощущая близость победы, вбежали на территорию складов. Однако бронемашины не стали заезжать на территорию и остановились около ворот. Но до двух из трех машин можно было добраться. Что и было незамедлительно проделано. Правда, с вариациями.

Голицын умел обращаться с оружием. Чтобы не рисковать, он поднялся на сопку и отобрал у негра инструмент, чем вызвал буйное недовольство с его стороны. Вопли незамедлительно привлекли внимание французских десантников. Увидев угрозу на сопках, они тут же открыли огонь.

В следующие пять секунд Поручик увидел в стремительном клипе всю свою жизнь. Детство. Отрочество. Юность. Промелькнули перед ним как единая вспышка. При этом он успел прицелиться и нажать на спуск. Он даже не стал смотреть, куда попала граната. Не время. Скрывшись за холмом, он мысленно представил траекторию. Если и не попал в борт, то ходовой точно причинил сильный вред.

Ошарашенный негр смотрел на него безумными глазами. Голицын принялся проводить интенсивную воспитательную работу. Он бил беднягу по морде вполсилы, для того чтобы тот никогда так больше не делал и не давал волю диким эмоциям в самый критический момент.

На мгновение русским и гвардейцам показалось, что они могут переломить ситуацию, но когда со стороны бескрайней пустыни увидели несколько джипов с оппозиционерами, стало понятно, что им не удастся восстановить контроль над складами.

Отстреливаясь, за минуту погрузили на единственную оставшуюся на ходу машину раненых, туда же покидали часть боеприпасов и были готовы к тому, чтобы дать деру.

Джипы стремительно приближались на полной скорости, и их надо чем-то и как-то останавливать. Тут Татаринов увидел Голицына и рядом с ним покорно и как-то грустно бегущего негра с расквашенной физиономией.

«За то, что я сейчас сделаю, – подумал про себя командир, – не то что орденов не дадут, руки не подадут. Но это тоже часть работы офицера, это тоже часть службы».

Он перехватил не успевшего отойти от избиения негра:

– А ю лав ё мавелэнд?

Тот подумал, что его сейчас опять начнут бить, и сказал:

– Йес.

Татаринов указал ему на подбитый танк и спросил, видит ли он пулемет.

Пулемет был виден.

– Так стреляй!

Благодаря такому шагу они получат хоть какое-то прикрытие, пусть и ненадолго.

При определенном умении и везении сдерживать противника с помощью такой огневой точки, учитывая, что в основном у противостоящих сил легкое стрелковое оружие, можно на протяжении нескольких минут. Чего вполне достаточно, чтобы они отошли.

Отступление.

Грузовик не успел отъехать от места боя и ста метров, а пулемет на танке заработал, не останавливаясь.

Рядом с бортом в сторону города бежали изможденные и уже навоевавшиеся гвардейцы из тех, кому не хватило места в кузове.

Татаринов не видел ничего. Он просто сидел в машине, которая постепенно набирала ход. Состояние мерзкое, будто изнасиловали…

Потерпеть поражение в бою… Когда вокруг тебя смерть, когда ты не можешь остановить неприятеля. Это бесконечное однообразное унижение. Невозможность что-то поменять, разъедающее, опустошающее бессилие. «Лучше бы пуля прилетела мне в голову, – думал Татаринов, – меня только что поимели, лишили чести, показали, насколько я беспомощен. Опозорили. Уничтожили».

– Командир, – рядом с ним в кабине сидел Голицын. – Куда дальше, решай.

Татаринов очнулся и увидел, что они уже въехали в город.

«Типичный мавританский стиль», – вспомнил описание Джибути Татаринов. Ему откровенно захотелось выстрелить в автора строки. Мелькающие мимо домики не виноваты. Просто хочется.

Особенность службы в армии заключается в том, что вы должны терпеть порой как физические, так и моральные унижения. Иногда от напряжения собственная психика дает сбой.

По рации на Татаринова начал орать президент.

– Не ссы, – зло ответил ему капитан второго ранга и отключился.

Командир сквозь лобовое стекло уставился в бесконечность.

На самом деле он снова обретал уверенность в себе.

– Там еще бежит за нами кто-нибудь?

– Да, бегут – подтвердил Поручик.

Водитель грузовика специально не газовал. В зеркало заднего вида было видно, что за ними действительно несколько человек продолжают бежать.

– А в кузове все забито? – справился Татаринов, больше рассуждая, чем проясняя ситуацию. Он и так все знал.

– Да, все забито, – ответил Голицын.

– Те, кто не отстал, самая выносливая, самая преданная делу часть роты. Сколько там народу? Ну-ка, стой.

Грузовик остановился. Татаринов вылез из кабины и, стрельнув у Маркони сигарету, закурил. Долго ждать бегунов-ополченцев не пришлось. Рожи у них были невеселые. На мгновение Татаринову показалось, что сыны саванны бежали за машиной не для того, чтобы продолжать сражаться, а чтобы убить самого Татаринова.