Андрей Воронин - Слепой. Исполнение приговора

Еще разок для верности посмотрев на часы, Глеб невесело улыбнулся: придумано недурно, вот только удочки – это вы, товарищ подполковник, сгоряча. Это сколько же, где и в какой компании надобно выпить, чтобы вернуться домой с загородной рыбалки не утром, не днем и даже не вечером, а в начале четвертого утра? Вечерняя зорька давно закончилась, утренняя еще и не думала начинаться, а он – вот он, да какой тепленький! Пешком, что ли, в Москву возвращался? Топал по обочине с ящиком водки на плече и, чтоб облегчить тяжкую ношу, потихонечку сосал из горлышка. Долго шел и, судя по результату, высосал все до последней капли… Ну-ну.

Внизу коротко пропел домофон, деликатно лязгнула притянутая гидравлической пружиной доводчика железная дверь подъезда – теперь уже несомненно того самого, углового. Глеб вынул пистолет, дослал в ствол патрон, аккуратно спустил курок и от греха подальше спрятал оружие обратно в карман, поймав себя на мысли, что сегодня дьявол искушает его едва ли не старательнее, чем когда-то святого Антония.

В темноте за чуть приоткрытой дверью лестничной надстройки над угловым подъездом коротко блеснул и сейчас же погас тонкий бледный луч светодиодного фонарика. Дверь открылась, и темная мужская фигура, пригнувшись, бегом направилась к тому месту, где под грудой строительного мусора лежал спрятанный рюкзак. Глеб со своей повышенной чувствительностью к свету разглядел, что человек одет в камуфляжный костюм, панаму с накомарником и резиновые сапоги. Невзирая на столь неподходящую обувь, двигался он достаточно тихо. Нижнюю половину лица скрывала густая окладистая борода, какую мог бы носить лесной разбойник, православный батюшка или физик-ядерщик образца шестидесятых годов прошлого века. По мнению Сиверова, место ей было в коробке театрального гримера, и он мимоходом порадовался за своего двойника: хорошо, что на дворе ночь. По дневной жаре он бы с этой паклей на физиономии ох, как намучился!

Рюкзак был извлечен из тайника, веревка надежно закреплена на кирпичном оголовке вентиляционной шахты. Сгорбленный силуэт Черного Подполковника на миг четко обозначился на фоне светлеющего предутреннего неба и скрылся за краем парапета.

Выждав немного, Глеб осторожно встал. Швейцарский складной универсальный нож с кучей лезвий оттягивал правый карман, красноречиво напоминая о себе. Это было очередное дьявольское искушение: полоснуть острым, как бритва, лезвием по натянутой до звона веревке и посмотреть, что будет. То есть что будет, ясно заранее, без экспериментальной проверки. Но интересно ведь, как оно шмякнется!

Снизу послышалось негромкое жужжание дрели, доносившееся, как показалось, вовсе не с четвертого, а с пятого этажа. Глеба это не удивило: двойник, как и он сам, не рискнул изображать Карлсона на глазах у охраны и решил проникнуть в дом через другую, почти наверняка пустующую квартиру. Отчего бы ей не пустовать – летом, в самый разгар отпускного сезона!

Сработано было чисто: дрель коротко прожужжала всего два раза – ровно столько, сколько нужно, чтобы без шума и пыли вскрыть современный стеклопакет. Больше, если вы неопытный новичок, и руки у вас вставлены в плечи не тем концом, это пожалуйста, но меньше – нет, никак, даже если за дело берется признанный специалист. Глеб даже слегка загордился: лестно, как ни крути, когда тебя копируют так тщательно, что копия работает не хуже оригинала. Есть, стало быть, что копировать!

Вслед за жужжанием дрели он услышал негромкий характерный шум открывшейся пластиковой рамы, тихий, вороватый стук и металлическое звяканье расстегнутого карабина. Натянутая гитарной струной веревка ослабла, избавившись от внушительного груза, и Глеб, подойдя к краю крыши, перевесился через парапет.

Расположенное прямо под ним окно было открыто, внутри погруженной во мрак квартиры осторожно гуляли слабые отсветы фонарика: киллер осматривался, и Слепой догадывался, с какой целью. Если одновременно с трупом на четвертом этаже обнаружится вскрытая, но не ограбленная квартира на пятом, версия о самоубийстве Федора Филипповича автоматически окажется ниже всякой критики. Самоубийство и квартирная кража, произошедшие практически одновременно чуть ли не в соседних квартирах – это, конечно, тоже натяжка, но уже не так сильно режущая глаз. И потом, кто сказал, что эти события произошли одновременно? Пока хозяева вернутся из отпуска и обнаружат, что их обнесли, может пройти не одна неделя. И нужен уж очень, прямо-таки кинематографически въедливый следователь, чтобы связать эти два события – самоубийство оборотня в генеральских погонах и банальную квартирную кражу с проникновением через крышу – в одно целое. И даже самому въедливому и грамотному важняку из Генпрокуратуры никогда не удастся доказать, что эта связь существует в действительности, а не является плодом его воображения. Хотя мысль о ней – пожалуй, первое, что придет в голову даже самому тупому участковому менту в чине младшего сержанта…

Поэтому на месте своего двойника Глеб, пожалуй, действовал бы так же: обставившись в одной квартире под самоубийство, в другой обставился бы под квартирную кражу – пусть чисто формально, чтобы у следствия было, во что запустить зубы. И оно, даже прекрасно понимая, что ему скармливают откровенное фуфло, непременно запустило бы их в подброшенную киллером кость. Потому что самоубийство – это одно, ловкий форточник-гастролер – другое, а заказное убийство находящегося под домашним арестом на конспиративной квартире генерала ФСБ – третье. Причем такое третье, по сравнению с которым первые два – ничто, пустое место, недостойное упоминания в разговоре серьезных людей.

А кому, скажите на милость, нужна головная боль? Да еще и за те же деньги…

Думая так, Глеб не сидел без дела. Присев за парапетом, он достал телефон и нажатием клавиши осветил дисплей. Сначала все было нормально, а потом вертикальные полоски индикатора уровня сигнала разом пропали – не постепенно и не частично, а вот именно разом и все до одной, – а вместо названия мобильного оператора в центре дисплея появилась надпись: «Поиск сети». Глеб заблокировал клавиатуру и спрятал ставший бесполезным телефон в карман: внизу включился генератор помех, а это означало, что время пошло. Слепой-номер-два вышел на тропу войны, и номеру первому следовало пошевеливать фигурой, если он не хотел поспеть к шапочному разбору.

Карабинов, блоков и прочей альпинистской премудрости у него, естественно, не было. Подбадривая себя тем, что оригинал во всем заведомо лучше копии, Глеб мертвой хваткой вцепился в скользкую нейлоновую веревку и, мысленно перекрестившись, оттолкнулся от парапета носками кроссовок. По истечении краткого мига полной неопределенности и почти полной уверенности в том, что сейчас грянется лопатками и затылком о жесткий асфальт пятью этажами ниже, он коснулся подошвами подоконника, закрепился на нем, поймав ускользающее равновесие, и, убедившись, что полет благополучно завершен, отпустил веревку.