Лев Пучков - Полигон смерти

Наконец мы набрались смелости, поднялись на третий этаж и, прокравшись на цыпочках меж хаотичного нагромождения атрибутов советской эпохи, добрались до заветной двери.

После третьего звонка дверь распахнулась, и мы ввалились в тёплую и прокуренную прихожую.

Слава богу, мы дома!

В прибежище творческой элиты нас ждал непростой разговор.

Не пробовали объяснять сразу двум пьяным компаниям, которые послали вас за пойлом, почему вы вернулись пустые, без денег, и без основного добытчика, от которого зависит, будет продолжение банкета или нет? Если у вас есть опыт такого рода, то и рассказывать ничего не надо, а если нет — не стану травить вас трансляцией истеричных воплей и замысловатыми конструкциями из местного сленга, скажу проще: публика была очень недовольна и под наплывом эмоций не сразу поняла, что же, собственно говоря, произошло.

А когда поняла, не поверила. И правильно, я бы тоже вряд ли поверил человеку, которого послал с деньгами за алкоголем, а он вернулся с пустыми руками и в оправдание наплел бы фантастическую историю, что угодил в какую-то странную спецоперацию (по крайней мере, из наших объяснений выходило именно так), поэтому с выпивкой получился полный облом, а деньги безвозвратно утрачены.

Хорошо хоть Нинель меня поддержала: она истерично крикнула, что Михаил убит, это главное, и с этим надо срочно что-то делать — а всё остальное мелочи. Примечательно, что сама она не видела, что происходило в хоздворе гастронома, и всё, что было до бегства, воспринимала с моих слов, так что большое человеческое спасибо за доверие и поддержку, а то бы я в глазах публики выглядел полным балбесом.

Далее последовал хаос и масса ненужных телодвижений, как это часто бывает, когда случается что-то экстраординарное, никто не знает, что нужно делать в такой ситуации, и все поголовно пьяны чуть менее чем в дупель (а некоторые и без «чуть менее чем»).

Люди некоторое время производили манипуляции с мертвыми мобилами, громко сокрушались и задавали друг другу глупые вопросы, кое-кто обиделся и ушел, а оставшиеся создали сразу два оперативных штаба и принялись наперебой генерировать продуктивные идеи разной степени тяжести, в диапазоне от «вооружиться чем попало и всей толпой бежать в гастроном на разборки» до «бить в набат и поднимать горожан на борьбу с зажравшейся Властью, которая убивает честных тружеников».

Не совсем понял, при чём тут Власть, но вот эта последняя идея нашла немало откликов среди творческой интеллигенции (почему-то вооружаться и срочно бежать в гастроном люди из гостиной не пожелали — это была идея непосредственно из кухни).

Были, впрочем, и конструктивные движения.

В кухонной компании, оказывается, присутствовал некто Яша, немалый милицейский чин, мимоходом забредший сюда из мэрии и надёжно застрявший, — так вот, Валентина сотоварищи пыталась привести его в чувство, надеясь, что он сможет во всём разобраться и принять исчерпывающие меры. Всё это происходило с шумом и криками, так что со стороны казалось, будто на кухне дерутся.

А Нинель вдруг вспомнила про такое архаичное и вроде бы утратившее актуальность средство связи, как городской телефон, и попробовала позвонить.

Увы, попытка оказалась безуспешной.

— Воет, сволочь, — пожаловалась Нинель, протягивая мне трубку. — То ли ветер, то ли волки, не разберу…

Я послушал: только тихое потрескивание и ничего более. Никто там не выл, скорее всего, у Нинели от переживаний просто подскочило давление, но я не стал её разочаровывать и кивнул:

— Ветер. Это ветер.

Отсутствие связи сразу в двух системах отчасти подтверждало моё неприятное предположение о какой-то надвигающейся пакости глобального характера. Нет, я понятия не имел, что это за пакость такая, но в городе явно творилось нечто странное и смертельно опасное.

Мне нужно было как можно быстрее добраться до «явки» и рассказать обо всём Гордееву Он-то уж точно сделает правильные выводы и примет какие-то срочные меры.

Итак, на волне всеобщего хаоса и брожения меня посетила здоровая мысль: самое время уйти по-английски. Публика в полном ажиотаже, до велико-Московского гостя никому нет дела, так что пора удирать.

Увы, совсем по-английски не получилось. Ввиду отсутствия телефонной связи мне была нужна хотя бы минимальная информация по средствам передвижения, поэтому пришлось побеспокоить Нинель.

— Какая-такая «стоянка такси», ты о чём? — удивилась Нинель. — У нас такси нет. И вообще, у нас тут по ночам никто не ездит, все пешком ходят.

Кто-то из присутствующих её поправил: осторожнее в формулировках, гость ведь может неправильно понять… Ездят тут, конечно же ездят, и по ночам тоже — цивилизация всё-таки, но… Гхм… Да, в самом деле, такси работает до полуночи, как и все прочие городские структуры. После полуночи жизнь в округе замирает: это такое дурное наследие комендантского режима. До недавнего времени весь город был режимным объектом, «распечатали» его буквально год назад и перестроиться ещё не успели.

Так что, увы, придётся либо просить кого-то из знакомых подвезти, либо топать пешочком, либо оставаться на ночевку.

— Ну так а я о чём говорю? Уехать не получится.

Тут Нинель по-быстрому дала мне расклад по «транспортному цеху»: у тех, кто в гостиной, машин ни у кого нету, потому как все интеллигенция и по сути голь перекатная. Машины есть кое у кого из компании на кухне, но там все — в дупель, кататься с такими водителями равносильно самоубийству.

— А на своих двоих ты и до утра не дойдёшь. Хи-хи…

Похоже, её эта ситуация забавляла. Хотя, вполне может быть, это такая своеобразная реакция на пережитый стресс.

— А если попробовать частника поймать? — предпринял я робкую попытку.

— Какого частника, ты о чём? — возмутилась Нинель. — Ты вообще хоть одну машину на улице видел?

Верно, пока мы гуляли, я не наблюдал ни одного движущегося транспортного средства, но это вовсе не значит, что тут по ночам вообще никто не ездит. Это могло быть из-за того, например, что центр перекрыли на время народных гуляний — по крайней мере, во дворах и около учреждений машины стояли.

— В общем, только на своих двоих, — с победным видом резюмировала Нинель. — Ну что, Сашок… попрёшься пешком через весь город?

Так… От гордеевской дачи до центра мы ехали минут двадцать, при этом особо не гнали. Так что теоретически до «явки» можно добраться пешком за два-три часа.

Однако мне уже не хотелось наслаждаться пешими прогулками по ночному городу. После всех треволнений и беготни на свежем воздухе я пригрелся и разомлел в тепле, здесь было хоть и накурено, но вполне комфортно и безопасно. Между тем где-то совсем неподалёку — если брать за радиус расстояние до гастронома — затаились в ночи очень странные люди в химзащите и спецовках, готовые без разбору палить в любого, кто станет невольным свидетелем их жутких и непонятных деяний.