Андрей Воронин - Спасатель. Жди меня, и я вернусь

– А почему вы сразу не предложили нам свою помощь? – перебил его Стрельников. – Боялись продешевить?

Андрей слегка поморщился, уловив в его голосе нотки снисходительной надменности.

– Просто боялся, – без затей ответил Ганин. – Вас было много, все вооружены до зубов… Откуда мне было знать, что с вами нет Прохорова? Потом началась стрельба, минометный обстрел… Я сначала колебался, а потом решил пойти к вам на КНП…

– Прямо через линию огня?

– Через колодец. Я давно нашел тот подземный ход, и скобы в колодце не такие хлипкие, как кажется. Я как раз шел туда, и тут появился мальчик. Все, что я мог для него сделать, – это сбросить в воду пустую бочку из-под горючего.

– Ага! – воскликнул Женька. – А я-то голову ломал: откуда, думаю, она тут взялась? Из самой Японии, что ли, приплыла?

– Молодой человек хотел сказать спасибо, – перевел Стрельников.

– Ну да, – спохватился Женька. – Большое спасибо.

– Не за что. Жаль, что не мог сделать больше. Ну, словом, я подумал: если проход нашел паренек, найдут и другие. Вы могли подождать, и я пошел за ним. Но он добрался до бухты вплавь быстрее, чем я посуху. Когда я там очутился, траулер уже ушел с линии огня. Там, в палатке, было двое. Я боялся, что они сообщат своим по рации об угоне, и… Ну, в общем, они не сообщили.

– Стоп, – снова перебил его Виктор Павлович и повернулся к Женьке: – Вы что, юноша, угнали у противника судно?

– Припарковано на Якорной Банке, – скромно сообщил Женька. – Стоит на якоре целое и невредимое. «Глорию» они утопили, так что эта посудина нам пригодится. Шлюпку я оставил в Крысиной Норе – помните крестик на карте?

– Однако, – изумленно протянул Стрельников. – Вы делаете успехи, мой юный друг. Андрей Юрьевич не даст соврать: я позволил себе несколько нелестных высказываний в ваш адрес, поскольку думал, что вы перебежали на сторону противника, спасая свою молодую жизнь. Разрешите при всех принести вам свои извинения и выразить глубочайшее одобрение… да нет, восхищение вашими действиями. Пока что единственный в этой экспедиции, кто сумел принести реальную пользу общему делу, – это вы, Евгений.

– Гм, – сказал Андрей. Он не стал напоминать, с каким олимпийским спокойствием Виктор Павлович менее часа назад похоронил «своего юного друга», но наслаждаться цветами его красноречия дальше уже не осталось сил.

– Да, – задумчиво произнес Стрельников, – вот он, неучтенный фактор. Рано или поздно он дает о себе знать в любом серьезном деле. Иногда его влияние оказывается катастрофическим, иногда, как сейчас, весьма и весьма полезным. Что ж, господа, жизнь налаживается, не правда ли? Благодаря решительным действиям Евгения и предусмотрительности нашего нового друга мы в одно мгновение поменялись с противником местами. Теперь на нашей стороне все преимущества: численное превосходство, огневая мощь, транспорт, знание местности… Короче говоря, осталось всего ничего: найти золото, погрузить его на корабль и отплыть. Надеюсь, вы, сержант, не откажете нам в маленькой любезности и поможете не только отыскать тайники Прохорова, но и счастливо избежать устроенных вами ловушек.

– Показать, где золото? – переспросил Ганин, который и до своей робинзонады почти наверняка был неспособен уловить смысл фразы, состоящей более чем из пяти слов.

– Ну да, – терпеливо кивнул Стрельников. – Вот именно: показать, где лежит золото. Надеюсь, вы не возражаете?

Бывший сержант, казалось, не заметил угрозы, которая скрывалась внутри безупречно вежливого тона Виктора Павловича, как клинок в ножнах.

– Так вы же на нем сидите, – сказал он тоном, каким человеку сообщают, что потерянные им очки, оказывается, на всем протяжении поисков преспокойно обретались у него на носу.

– Как? – привстав, переспросил Стрельников.

Андрей впервые видел его таким растерянным, и это зрелище доставило ему едва ли не больше удовольствия, чем сделанное Ганиным сенсационное сообщение.

Вскочив, Виктор Павлович откинул крышку ящика, который заменял ему табурет, и в неярком свете керосиновой лампы манящим, мистическим блеском сверкнули ровные ряды золотых слитков.

К началу отлива Ганин уже успел порядком надоесть Андрею. К этому времени бывший сержант освоился в новой компании, поверил, что убивать его никто не собирается, осознал, что его затянувшейся робинзонаде настал конец, оттаял, и его понесло. Он трещал без умолку, расписывая не шибко аппетитные подробности своего здешнего житья-бытья и пересказывая поросшие густым быльем, откровенно завиральные истории из армейской и детдомовской жизни. Он являл собой уникальный, наверняка представляющий интерес для психологов образчик сорокадвухлетнего мужчины с опытом не нюхавшего настоящей взрослой жизни юнца, чье взросление было насильственно прервано в возрасте двадцати с небольшим хвостиком лет. Профессиональным психологом Андрей Липский не являлся, и несмолкающая, взахлеб, пустопорожняя болтовня постаревшего мальчишки, мимо которого незаметно прошла лучшая половина жизни, его очень быстро утомила. Ганина было жаль, но уже на втором часу общения к жалости начало примешиваться раздражение, концентрация которого увеличивалась в геометрической прогрессии. Пару раз он едва не сорвался, и сдержаться ему помог лишь благой пример, который являли собой бойцы Стрельникова. Они спокойно пропускали трескотню Ганина мимо ушей: человек двадцать лет молчал, что с него возьмешь? Пусть поговорит, выпустит пар, а то как бы не лопнул…

И Ганин старательно выпускал пар, не умолкая даже тогда, когда шел по длинному подземному коридору навьюченный охапкой золотых слитков – пыхтел, задыхался, но продолжал говорить. Он был как пьяный, и Андрей по-настоящему испугался, когда, распахнув скрипучую железную дверь в конце коридора, бывший сержант непринужденно пнул один из артиллерийских снарядов, которые частоколом стояли на бетонном полу, преграждая путь. Снаряд упал с глухим похоронным звоном, опрокинув соседний; тот, в свою очередь, свалил соседа, сосед – еще одного… Пятый по счету снаряд неуверенно покачался, как кукла-неваляшка, но устоял.

– Не волнуйтесь, – заметив испуг Липского, пропыхтел Ганин и со звоном свалил в угол свою драгоценную ношу. – Это же просто болванки, в них нечему взрываться. Я их нарочно сюда принес и составил – для страху, чтоб никто не сунулся.

Оглядевшись, Андрей понял, что находится в артиллерийском погребе береговой батареи – том самом, который они обнаружили сразу после высадки на берег. Скелет в истлевшем солдатском обмундировании с красными погонами лежал на своем месте у входа, как безмолвный страж.