Кирилл Казанцев - Отпуск с ворами

– Ты кто? – спросил Антон. – И зачем меня привязали?

– Порожняк гонишь, начальник, – криво ухмыльнулся Глобус. – Давай-ка без туфты, а сразу начинай отвечать на вопросы. На хрена ты за мной следил?

– Ты чего-то попутал, – с такой же усмешкой ответил Антон. – А на хрена ты мне нужен, следить за тобой. Я понятия не имею, кто ты такой.

– Ну да? – вскинул жиденькие брови Глобус. – И подвезти не просил до вокзала, и к помощничкам моим в кафе не подкатывал, расспросы не устраивал? И сегодня два часа за мной на машине по городу не ездил. И возле «Клеопатры» не терся?

– Совпадение, – убежденно заявил Антон, прикидывая, насколько он надежно привязан и чем именно. Вроде бы веревки, а не проволока и не капроновые вязки. – Город наш маленький, каждое второе лицо знакомо.

– А вот Ирочка, девочка одна, шлюшка начинающая, рассказала, что ты сынком одного депутата интересовался? Ты зачем же Геру по лицу бил? Девочку пожалел или допросить ее хотел? Знакомые подходики ваши ментовские!

А вот это уже плохо! Черт бы вас всех побрал! Значит, они Ирку схватили и допросили. А она с испугу все им рассказала: о чем они говорили, что он про Кирюшу расспрашивал. Антону вдруг стало жарко. Это что же? Это Кирюша с бандитами, с уголовниками связан? И это человек, который является женихом Даши?

Первым порывом Антона было возмутиться и пуститься в изложение правдоподобной легенды. Он ревнивый влюбленный, хочет подвинуть Кирюшу и остаться с Дашей. Под эту легенду многое можно подтянуть, многое с ее помощью можно логично в его поведении объяснить. Но только он своей легендой под удар подставит саму Дашу. А если ее схватят, если ее с пристрастием допросят? Уголовники, если им свои делишки скрыть надо, церемониться не будут. Бедная! Про Дашу вообще заикаться нельзя. Достаточно, что он эту дуреху Ирку подставил. А перед этим Моню и Гарри. Черт! Сколько уже дров наломал!

– Какие менты, какие «подходики»! – возмутился Антон. – Ты бы ее сам видел в том кафе, эту Иру. Вся в соплях, перепуганная, а твой Гера на нее лезет, как бульдозер. Тьфу!

– Жалостливый? – удивился Глобус. – Девку пожалел! Шлюху подзаборную! Ты кому песни поешь, падла?! А ну, Кило, сделай так, чтобы легашонку этому самого себя стало жалко.

Здоровенная пятерня Кило схватила Антона за волосы, а два пальца другой руки стали давить на лицо возле крыльев носа. Нестерпимая боль пронзила всю голову, но Антон молча терпел.

Уголовник по кличке Кило не мог понять, почему этот светловолосый парень на столе не кричит, не вырывается, не умоляет. Он корчится молча, а пальцы мучителя чуть ли не вдавливали ему кость внутрь черепа. Здоровенный уголовник даже испугался перестараться, хотя и ненавидел ментов лютой злобой. Правда, он еще боялся Глобуса, как за глаза все теперь звали Африку. Если он без приказа покалечит этого парня, то его и самого могут наказать. И… Твою мать! Парень вдруг обмяк, и голова у него свалилась набок. Кило отпрянул и убрал руки. Возле носа пленника расплывались темно-красные пятна, а изо рта текла слюна.

– Так не бывает, – ошарашенно пробормотал Кило, пятясь, – такого никто вытерпеть не может. Я знаю…

– Ты что! – взревел Глобус и кинулся к столу.

Но элементарная проверка пульса показала, что пленник жив.

– Позови сюда Плетеного, – приказал Глобус, – пусть пощупает, посмотрит его. Потом еще поговорим. Гера!

Антон начала этого разговора не слышал, потому что потерял сознание. Мозг пришел на выручку и отключился, спасая человека от помутнения рассудка, вызванного нестерпимой болью, или от остановки сердца от болевого шока. Потом Антон пришел в себя, но ощущение было такое, как будто у него ломит все лицо, как будто Кило все еще давит и давит пальцами. Но боль была слабее.

– Ну, рассказывай, Гера, – неприязненно прозвучал неподалеку голос Глобуса. – Где ты прокололся и мента на нас навел? Молчи, сука! Я тебе бабки плачу не за то, чтобы ты в кабаках их просаживал! Я тебе велел на Шаркела-младшего «компру» состряпать. Надежную, убийственную «компру»! Ты этого сопляка должен был привязать намертво и для папы его дулю приготовить. А ты? Паскуда!

– Африка, ты че! – опять затараторил Гера. – Ты зря на меня наезжаешь. Есть «компра» на него! Он бабу свою обокрал.

– Что? Какую бабу?

– Девка одна есть, на голову вольтанутая. Он к ней присосался, под овощ косит, чуть ли не в ЗАГС собрался. Но это он так, для понтов. Он же про папу ей не говорил. Любовь у них там, типа у нее, конечно. А ей предки под это край бабла отмерили на банковскую карточку. Шаркел знал. Он карточку у своей бабы тиснул и баки снял.

– Точно знаешь? – оживился Глобус.

– Да падла буду! Он мне сам рассказал. Я ж Михася навел тогда, он еще живой был. А Михась у него и карточку, и бабки тиснул.

– Сколько? – насторожился Глобус.

– Что-то под четыреста тысяч деревянных. А что?

– Сука, Михась! – процедил сквозь зубы Глобус. – Скрыл! Его счастье, что под машину попал, а то бы я его наизнанку вывернул, паскуду! Теперь доказать нечем, что он бабу свою обчистил. Эх, косоплюи! Такой рычаг мне против Шаркела-старшего поломали!

– Слышь, Африка, – раздался совсем рядом с Антоном голос человека, который щупал у него пульс, приподнимал веко. – В вену колоть надо, сердечко подкрепить, а то оно у него как заячий хвост. Тебе же ответов от него надо, так?

– Если считаешь, что надо колоть, то коли! – отрезал Глобус и, выйдя вместе с Герой из комнаты, захлопнул за собой дверь.

Человек отошел куда-то к окну и загремел там чем-то металлическим. Антон приоткрыл глаз и скосил его вправо, к окну. Спина сутулая, волосы над воротником куртки жирные и давно не видевшие ножниц парикмахера. Чувствовалось, что этот человек алкоголик, видимо, в прошлом медик, но никак не боец. И в комнате больше никого.

Что-то нужно предпринимать, необходимо каким-то образом сделать так, чтобы этот человек его развязал. Хоть одну руку! Он в вену собрался колоть? Это шанс вырваться!

Антон еще раз бросил взгляд по сторонам, чтобы иметь представление о комнате, на окно без решетки. Потом он снова закрыл глаза и напряг руки. Неизвестно, что там помнит из медицины этот тип, которого, кажется, назвали Плетеным. Но возможно, что напряженные конечности чем-то будут похожи на состояние судороги или еще чего-то. В конце концов, Плетеный не клинический доктор с тридцатилетним стажем работы.

Человек подошел и с сомнением потрогал руку Антона. Потом он стал расстегивать рукав куртки и пытаться закатать его вместе с рукавом тонкого джемпера. Получалось плохо, но Антон надеялся, что Плетеный не станет резать одежду. И потом, ему же после инъекции нужно, чтобы место укола было зажато, а для этого руку надо согнуть в локте.