Виктор Доценко - Виктор Доценко Тень Бешеного

Прежде чем открыть дверь, хозяйка долго смотрела в глазок, чтобы разглядеть знакомое лицо, но воротник поношенного, совершенно затрапезного плаща гостя был высоко понят, а на лоб надвинута какого‑то немыслимого фасона шляпа, какие носили в Москве в пятидесятые годы прошлого века.

За долгие годы знакомства она привыкла к его маскарадам. В каком только обличье он не являлся к ней — и венецианского патриция, и левантийского купца, и офицера наполеоновской гвардии.

Наконец она распахнула дверь. Вошедший мгновенно сдернул шляпу и склонился перед ней в почтительном поклоне. Она величественно протянула ему руку, которую он церемонно поцеловал, после чего заключил ее в объятия.

— Эли!

— Феликс!

Если вы, уважаемый читатель, еще не догадались, то пришедший был именно он, наш старый знакомец — вездесущий и таинственный Широши.

— Сколько лет мы не виделись? — воскликнул Широши. — А ты, как всегда, великолепно выглядишь!

— Спасибо за дежурный комплимент. С тобой мы не виделись лет десять, а мне уже дают, особенно молодые люди (она припомнила потуги Костика определить ее возраст), лет под пятьдесят.

— Совсем даже неплохо, — одобрительно откликнулся Широши.

И тут они оба расхохотались только им одним понятной несуразице.

— Садись, отдыхай, ты ведь как всегда в пути из точки «А» в точку «В». — Она зажгла ароматические свечи в небольших серебряных подсвечниках.

Столик с гнутыми ножками, за который уселся Широши в низкое кожаное кресло с высокой спинкой, стал заполняться какими‑то небольшими фляжечками разных форм, и среди них выделялась плоская, из потемневшего от времени серебра бутылка с затейливым вензелем «Э. М.». На, казалось бы, небольшом столике уместились и большая ваза с фруктами, и еще одна ваза поменьше с какими‑то брикетиками трав и облатками. Две маленькие серебряные рюмочки, вместимостью граммов по двадцать пять, стали последним украшением этого удивительного стола.

— Твои настойки не только целебны, но и вкусны, — заметил Широши, пробуя буквально по капельке из разных фляжек.

— Но все труднее становится добывать ингредиенты: многие травы и растения уже просто не существуют — в погоне за техническим прогрессом глупое человечество так загадило землю, что они исчезли или переселились высоко в горы. Представь себе, я теперь руковожу мощной контрабандной сетью. Травы мне везут нелегально со всего Востока. Слава Всемогущему! Таможню интересуют исключительно наркотики, а мои травки выглядят на редкость безобидно, да их и надо немного. Так что на гербарий начинающего любителя–ботаника внимание почти не обращают.

Пришел черед и бутылки с вензелем. Из нее хозяйка отмерила ровно по семь капель ярко–красной жидкости.

— У тебя этого средства еще много осталось? — деловито поинтересовался Широши.

— На мой век хватит, — неопределенно ответила Эльзевира.

— Не понимаю, что ты так упрямишься! — с видимым раздражением воскликнул Широши. — Мои химики творят настоящие чудеса, и они давно бы вычислили рецепт твоего великого деда. Согласись, средневековые алхимики, несмотря на всю их гениальность и провидческий дар, не обладали современными знаниями и способами синтеза.

— Пусть этот секрет умрет вместе со мной, — строго произнесла Эльзевира. — Так завещал дед, и я не смею нарушать его завет. Кому как не тебе известно, как безнравственно и опасно нарушать завет предков, сэр Малколм Макфей!

Женщина назвала старого друга одним из его имен, ибо хотела напомнить, что он‑то сам строго соблюдал все старинные заветы семьи, вычитанные им в древних книгах библиотеки родового замка.

— Ладно, — примирительно согласился Широши, — эликсира нам с тобой хватит еще лет на триста, а может, и подольше. Я не прав?

— Ты прав, как всегда, дорогой Феликс, — уголками губ улыбнулась Эльзевира.

— Но, как ты понимаешь, я пришел к тебе совсем по иному поводу, — с нескрываемой озабоченностью сказал Широши. — Ты не замечала в последнее время, что за тобой следят?

— Нет. — Эльзевира с явным недоумением покачала головой. — Из дома я практически не выхожу и всю связь с внешним миром осуществляю через хорошо известную тебе Марту.

Марта была женщиной огромных размеров и туманного для всех соседей происхождения, ибо по–русски говорила с сильным акцентом и много лет состояла при Эльзевире в качестве домоправительницы и доверенного лица. Жила она в соседней квартире. Обе квартиры соединяла тайная дверь.

— Последнее время у меня никто не бывает, — продолжала Эльзевира. — Правда, именно сегодня утром меня посетил один милый молодой человек.

— Зачем? — отрывисто спросил Широши.

Эльзевира в двух словах объяснила суть дела.

— Звали этого молодого человека Константин Рокотов, — уверенно сделал вывод Широши.

Эльзевира привстала с кресла и погладила своего нежданного гостя по голове:

— Ты в своем репертуаре, мой верный друг. Ты, как всегда, все знаешь!

— В данном случае ничего удивительного, — без ложной скромности объяснил Широши. — Константин Рокотов — один из самых молодых и подающих надежды частных детективов России. А такие люди у меня всегда на примете.

— Ты все‑таки еще очень юн, дорогой Феликс, — в словах Эльзевиры звучала не насмешка, а, скорее, удивление и печаль. — Неужели тебе не надоела эта бесконечная погоня за разбойниками? Ты все еще мнишь себя благородным рыцарем, вызвавшим на смертный бой все зло мира?

Широши немного виновато улыбнулся в ответ.

— Ты права. И именно ты, и только ты имеешь право шутить по поводу моих, часто безрезультатных, усилий… Впрочем, сейчас не до шуток. Позволь мне проверить твою квартиру. — Виноватая улыбка Широши мгновенно сменилась деловитой озабоченностью.

— Проверить квартиру? На предмет чего? — недоуменно подняла брови Эльзевира.

— На наличие очередных чудес современной техники — хитрых подслушивающих устройств.

— Ты стал таким подозрительным, Феликс. Ну подумай сам, кому я, старая, больная женщина, нужна? Да я даже для тех, кто грабит антикваров, не представляю интереса.

— Не говори чепухи! — резко оборвал ее Широши. — Понимающие люди выложат за то, что у тебя есть, сотни миллионов долларов.

— Вот именно, понимающие… А где они теперь, — не без иронии произнесла Эльзевира. — А теперь — смотри!

Она сделала резкое движение рукой сверху вниз, а потом в сторону. Яркий свет померк, картины на стенах поблекли, краски оказались выцветшими и размытыми, скульптуры и статуэтки вдруг утратили классические формы и причудливо искривились, мебель покосилась и жалобно заскрипела. Даже кресло, в котором уютно устроился Широши, глубоко вздохнуло и обмякло, его ножки разъехались в стороны. Широши инстинктивно привстал, чтобы кресло под ним не развалилось окончательно.